Владимир Васильевич Царицын - Ген мужества

 - Но я не помню…

 - Вспомнишь, - пообещал гусар, - мы же вспомнили. Хотя и не сразу. И ты вспомнишь. Да ты уже, наверное, вспомнил кое-что. Как тебя зовут, вспомнил?

 - Кажется… Стасом. – Парень облегченно выдохнул и улыбнулся, радуясь обретению имени. - Точно – Станислав!

 - Вот! Я же говорю, сейчас мигом вспоминать начнешь.

 - Я что, умер?

 - Все мы здесь такие, - со вздохом произнес Семен, - убитые на поле брани. Меня Семен Семенычем кличут. По фамилии Воробьев я. Но ты можешь просто Семеном звать. На подступах к Берлину меня, стало быть, осколком в грудь шандарахнуло. Ишь? – Семен оттопыренным большим пальцем указал на свою грудь.

 Стас опустил взгляд и увидел буроватое пятно на левой стороне гимнастерки. Пятно явно пытались застирать, но по причине малого количества воды, получилось плохо. И еще он заметил свежую штопку черными нитками.

 - А это наш гусар, – Семен кивнул на товарища, - Прохор Егорович, штабс… как там тебя Прохор Егорович?

 - Штаб-ротмистр Лейб-гвардии Гусарского полка его величества Александра первого, Сокольский Прохор Егорович, - представился гусар, резко кивнув головой. Черный витой локон упал на глаза; гусар убрал его пальцем, подкрутил ус. – Сложил голову на Бородинском поле.

 - А куда тебя угораздило, рассказывать не станешь? – ехидно спросил Сокольского Воробьев. – Али стыдишься? Мне вот не рассказал до сих пор. Небось, в место, какое ни то потаенное, а?

 - Ты не спрашивал, - парировал гусар и, откинув ментик, продемонстрировал Станиславу и Семену пятно крови на красном доломане. Красное на красном не очень заметно, но кровь, высохнув, потемнела, а потому пятно было вполне различимо. В отличие от гимнастерки Воробьева, прореха в доломане была не заштопана. Ну, ясно, не гусарское это дело - шитье.

 – А хоть бы и в жопу, так что? – сверкнул глазами на Семена гусар. - Боевых ран и шрамов офицеру и дворянину стыдиться не след… Извольте взглянуть, вот сюда меня угораздило, сударь, - он снова повернулся к Стасу, - в самое сердце. Итальянец улан проткнул меня копьем, когда мы с моим эскадроном в составе конницы Уварова, выполняя приказ главнокомандующего, фельдмаршала Кутузова Михайло Илларионовича… а впрочем, неважно. Умер я на месте, да  вот почему-то здесь оказался… Лежу и ничего не пойму. Один, вокруг все незнакомое, странное. Светло как днем. И никого рядом. На лазарет не похоже. Решил, что на том свете нахожусь… Потом сотоварищ объявился.

 Стас посмотрел на Семена, но тот отрицательно качнул головой:

 - Не, не я, вон тот вторым был, – Семен, криво усмехнувшись, оглянулся, и Стас проследил за его взглядом – в помещении, где они находились, был еще и четвертый. Он лежал на дальней кушетке, с головой укутавшись шинелью и, по всей вероятности, спал. – Поручик Орлов, белогвардеец. Белая кость, голубая кровь. Дрыхнет как сурок, - хохотнул старшина.

 - Я не сплю, - глухо подал голос поручик Орлов.

 - Так присоединяйся к нам, - позвал Семен, - тут у нас новый член образовался, четвертый…

 Орлов не ответил, только дернул плечом под шинелью.

 - Голубая кровь, - снова повторил Воробьев.

 Окон в помещении не было, а в одной из стен угадывался контур дверного проема. Низкий белый потолок - не крашеный, натяжной, скорей всего, посредине большой растровый светильник дневного света, гладкие идеально ровные стены со светло-серым покрытием.

 - Что-то не очень все это смахивает на загробный мир. Но и на госпитальную палату эта комната тоже не похожа – ни капельниц, ни каких других медицинских причиндалов… Может и правда, предбанник рая? – усмехнулся Стас.

 Штаб-ротмистр пожал плечами:

 - Честно сказать, милостивые государи, я себе свою смерть как-то иначе представлял. Думал, ангелы встретят и с песнопениями к боженьке отведут. А он уж решит, куда меня определять - в рай, за геройства во славу Отечества или в ад - за земные прегрешения…

 - Загробного мира нет! – решительно перебил Сокольского Воробьев. – И рая никакого нет, и ада. И вообще – бога нет. Это все поповские сказки! – Он глянул на Стаса. – А ты, парень, из какого времени сюда пожаловал? Из будущего, али еще откудова?

 - Да вроде… из будущего. Я так понял, тебя, Семен, в тысяча девятьсот сорок пятом… ранило?

 - Ага. В ём. Весной сорок пятого года дело было. Однако в самом конце войны. Осталось чуть, да… Только не ранило меня, а убило напрочь. Осколком, я же рассказывал, прямиком в мотор.

 - Хорошо, - нехотя --">