Ярослав Хабаров - Королева умертвий

лишены рта. Высокие, с длинными костлявыми руками, они обладали лишь одним умением и одним страстным желанием: прибираться в доме и на кухне и стряпать, стряпать, стряпать. Они питались запахами, поэтому прикасаться к пище, варить и жарить, тушить, парить, мариновать было для них жизненной потребностью. Если Тегамор хотела наказать их, она просто сажала их в подвал на несколько дней, и они выползали оттуда, обессиленные, плачущие, абсолютно покорные воле госпожи, которая могла убить их в любое мгновение, если только они не сумеют угодить ей.

Самый верхний этаж занимала лаборатория. Она размещалась в башне, венчающей строение. Там имелись широкие окна, выходящие на все стороны света — или, точнее, коль скоро речь идет о Соултраде, — на все стороны тьмы. В лабораторию слугам вход был настрого запрещен; даже тех, кто считался если не другом, то, по всяком случае, доверенным лицом Тегамор, хозяйка лаборатории впускала крайне редко и неохотно. Вся обстановка этой комнаты, казалось, полностью опровергала впечатление, производимое как первым этажом, так и вторым и третьим. Если огромное темное «пещерное» помещение мог облюбовать для себя какой-нибудь суровый владыка, которому требуются просторные залы — размещать своих воинов и устраивать грандиозные пиры, озаренные светом факелов; если уютные гнездышки жилых этажей, несомненно, принадлежали избалованной женщине, то полная артефактов лаборатория, чьи стены были покрыты пятнами самого разнообразного цвета и происхождения, от ядов и копоти до желчи и крови, была логовом безумно увлеченного своей работой мага, не имеющего ни пола, ни возраста. Догадаться, что здесь проводит опасные эксперименты красивая женщина, было невозможно, если только не знать об этом заранее.

* * *

При звуке шагов пленник насторожился.

Он находился в подвале, куда не проникал ни единый луч света, невообразимо давно. Один или два раза ему приносили поесть, но он едва притрагивался к пище. Даже голод не мог заставить его побороть обычную осторожность: он слишком хорошо знал, где находится, и не сомневался в том, что в еду подмешали какое-нибудь снадобье, которое изменяет сознание или подавляет волю.

Он слабел с каждым часом. В первое время он еще пытался восстановить силы, но всех его способностей на это явно не хватало. К тому же черные камни, из которых был сложен подвал, совершенно определенно поглощали чужую магическую энергию и становились «сильнее», в то время как пленник мерял не только сверхъестественные возможности, но и полю к жизни.

Эгертона — таково было имя молодого мага — захватили, когда он спал и не в силах был оказывать сопротивление. Последние события совершенно измотали молодого мага, к тому же он был ранен — страшный ожог покрывал всю левую сторону его лица, а брови и волосы сгорели: такова была цена, которую он заплатил за свое участие в безрассудном штурме священного города Ифа, который предприняло существо в серебряном доспехе. Это существо на время подчинило себе волю мага и заставило его действовать прочив могущественных шаманов-гурров.

Как ни странно, именно это ментальное насилие, длившееся не слишком долго, высвободило в Эгертоне те его качества, о которых он предпочел забыть на очень долгое время.

Дело в том, что Эгертон был унгаром… Каких только слухов не ходило по Лаару об унгарах! Большинство досужих кумушек, любительниц почесать языками на «страшные» темы, сходились на том, что унгары представляли собой некое племя изгоев, которых тулленцы загнали в болота. И, дескать, там, среди болотных испарений, и появились эти уроды, отвратительные создания, которые затем расползлись по всему Лаару. Однако это, как и все россказни такого толка, представляло собой, научно выражаясь, полную и несусветную чушь.

Унгаром мог оказаться любой — независимо от места обитания, воспитанности и манер (у иных унгаров манеры как у придворных, а другие ведут себя хуже подзаборных пьяниц, и ничего!). Унгаром мог оказаться любой — существо любой расы и любой магической одаренности. Ибо способность подчинять себе других никак не связана ни с одним из этих факторов. Она либо есть, либо ее нет. Это как сексуальная привлекательность или, скажем, наклонность к стихотворчеству.

Унгар может подчинить себе другое существо, а оно, это существо, даже не будет подозревать о том, в какие тенета попало. До Катаклизма унгаров не слишком боялись, поскольку --">