Андрей Владимирович Смирнов - Чародеи (сборник)

это значит говорить. Сопротивляться — значит двигаться. При одной мысли как о первом, так и о втором желудок Дэвида подкатывался к глотке и норовил подтянуться еще выше, а мозг делал попытки выползти из ушей: левое полушарие из левого уха, правое — из правого.

Внезапно боль исчезла. Как будто повернули рубильник. Раз — и мир расцвел красками! Некоторое время Дэвид сидел в той же позе, стараясь не шевелиться и даже не дышать. Он с ужасом ждал, когда суровые молотобойцы, передохнув чуток, снова примутся за дело. Но боль не возвращалась. И тут Дэвид понял, что чувствует себя почти нормально. Да, почти… если не считать разбитой рожи, выбитого зуба, сломанных ребер и отбитых почек.

Краем глаза Дэвид заметил, как девочка, оставив, наконец, в покое его затылок, хмуро разглядывает собственные пальцы. Сделав гримасу, Лайла достала из кармашка в переднике кружевной платочек и тщательно вытерла руки.

«Ах ты… аристократка…» — без всякой злости подумал Дэвид. Он знал, что в данный момент выглядит не самым лучшим образом. Большая городская тюрьма никогда не была образцом стерильности. Вчера, когда его «сопровождали» в камеру, копы временами волокли его головой вверх… Да, головой вверх. Нужно отдать им должное — временами они волокли его почти нормально.

Дэвид осторожно потрогал голову. Так и есть. Волосы слиплись бесформенными комками. Грязь и засохшая кровь.

«…Господи, ну почему у меня нет автомата, чтобы перестрелять этих ублюдков?! Автомата и большого грузовика с патронами…»

…Сложив и убрав платочек в карман, странная девочка по имени Лайла вновь сосредоточилась на заключенном Большой городской тюрьмы Дэвиде Брендоме. Глаза у нее оказались светло–синие, и даже более яркого цвета, чем платье. Узкое, очень серьезное, почти суровое лицо. Сжатые в ниточку губы. Лоб закрыт челкой. В волосы вплетена голубая лента. Фигурка тонкая, хрупкая. Мечта педофила.

Дэвиду захотелось потрогать ее. Не потому, что он был педофилом, нет, с половой ориентацией у него все было в порядке, но чтобы точно убедиться в том, что девочка ему не померещилась. Слишком уж дико, неправдоподобно дико выглядел этот детеныш богатых, преуспевающих, вхожих в высшее общество родителей здесь, в грязной камере–одиночке, предназначенной для политических преступников.

Дэвид не стал ее трогать. Сдержал порыв. Если она настоящая, он может испугать ребенка. Откашлялся.

— Тебя… тоже? — спросил он.

Девочка посмотрела на него с любопытством.

— Что «тоже»? — поинтересовалась она.

Некоторое время Дэвид молча изучал ее лицо. Бред, конечно, но… В последнее время, несмотря на то, что было построено несколько новых тюрем, а сам процесс судопроизводства стал фантастически быстрым (Майка, например, уже на второй день после ареста увезли на Остров Грядущего Мира), ходили упорные слухи, что тюрьмы забиты до отказа. Впрочем, при том режиме, который установил Правитель, это было и неудивительно. А в Большой городской тюрьме при отсутствии свободных мест могли и пренебречь правилом, гласящим, что политические должны сидеть в одиночках.

Только вот… ее–то за что? Совсем же еще ребенок. Впрочем, от «них» можно ожидать чего угодно.

— За что тебя посадили? — спросил Дэвид.

— Куда посадили?

— Сюда.

Ребенок удивился.

— А меня никто сюда не сажал, — сказала Лайла. И, вздернув подбородок, гордо добавила: — Я сама пришла. А все потому, что Тинуэт открывает для меня Двери, а для Лэйкила — нет.

— Ты о чем?… Какие еще двери?

— Двери в нашем доме. А Лэйкил — это мой брат. Честно говоря, он большая зануда…

— А этот, второй… Это кто? Ваш швейцар?

— Нет. Тинуэт — это наш дом и есть. Его построил мой папа… Ой, я совсем забыла! Ты не видел нигде тут моего папу? Он такой высокий, сильный… Хотя и не такой высокий, как Лэйкил… У него борода и большие сапоги. Он часто смеется. Его зовут Ролег. Ролег кен Апрей.

— Ну и имечко… Вы откуда приехали, из Европы?.. — Дэвид вздохнул. — Впрочем, неважно. Малышка, если твой папочка тоже сидит где–то здесь, я увижу его, только когда нас отправят на Остров Мира… Вас что — вместе взяли?.. Ну и сволочи! Детей, взрослых — всех под одну гребенку…

Лайла некоторое время молчала. Когда девочка начала говорить, было видно, что она старательно подбирает слова:

— Нас взяли… эээ… не вместе. Меня, например, вообще никто никуда не брал. А куда девался папа, я не --">