Максим Злобин - Право Вызова

— Ну всё-всё.

Освободившись от объятий Кузьмича, я тоже присоединился к застолью. Присел рядышком с Брусникой. Изначально там было занято, но молоденький клюкволюд шустро сдрыстнул при моём появлении. И правильно, блядь. Пускай племя знает, что боевое крыло в близких отношениях с вождём. В очень близких, ага. Если вы понимаете, о чём я.

Я бегло осмотрел стол. Нууу… Что есть, то есть.

Основным мясным блюдом сегодняшнего пира стал кошачий корм «Кисюн де ля Жри». Баночки с ним обильно встали вдоль всего стола, и клюкволюды так аппетитно наёбывали просроченный паштет, что мне и самому захотелось.

Однако я сдержался.

Решил устроить себе разгрузочный вечер и потрепать овощей.

Ну а тем более, что овощей было много. Овощи были свежие. И не просто с грядки, а прямо вот с куста, — клюкволюды шустренько накастовали рядом со мной заросли огурцов. Маленькие, колючие, хрустючие и прямо-таки сладкие. Давно таких не ел.

Вкуснятина.

Но пища на пиру вторична, не так ли? У нас тут не обжиралово! У нас тут, блядь, Вальгалла! Настоящий праздник начался тогда и именно тогда, когда к столу поспели Вежливые Лоси. Каждый тащил на себе по коробке с бухлом.

— О-о-о-о-о! — затянули клюкволюды и начали разбирать снаряды.

Я тут же вымутил себе персональную бутылку шампанского, взял у Брусники нож, произнёс коротенький тост:

— За новую жизнь! За племя! За Лосей! За род Прямухиных! — и по-гусарски, с пенкой, взорвал игристое.

Народ взорвался радостными криками, а я залпом выжрал полбутылки.

Хорошо мне было сейчас. Тепло так, весело, уютно. А жалел я сейчас лишь об одном: о том, что не успел подготовить для Кузьмича салют и фисташки. А он ведь так о них мечтал! Или… или это я о них мечтал? Не помню уже. Не суть.

Короче.

Вот так закончились весёлые матершинные похождения Ильи Ильича Прямухина в Торжке и его окрестностях. И жили мы с тех пор долго и счастливо.

КОНЕЦ.

— Илья Ильич!

Ох, блядь, ну что там ещё случилось? Ненавижу такой вот тон. Такой вот тон — это всегда не к добру.

— Илья Ильич! — вдоль стола ко мне бежал запыханый поручик Пузо. — Илья Ильич, там! Там!

— Чего там?

— Илья Ильич, я на край деревни ходил…

— Зачем?

— Я очень люблю ссать, глядя на живописные виды! Илья Ильич, сейчас не обо мне! Сейчас не важно! Сейчас другое важно! Пошли со мной скорее! Ну же! Пожалуйста, быстрее!

Поручик чуть ли не за руку утянул меня от стола. Любопытствующая толпа пошла следом. Пузо увёл меня прочь из деревни и привёл на самый край возвышенности, за которой начинался крутой склон, — да-да, тот самый, красно-сине-жёлтый от полевых цветов, — а за ним неширокая извилистая речка, а за речкой охуевший тверской лес со своими охуевшими раскидистыми ёлками, охуевшими мхами и прочим-прочим-прочим.

В который раз за минувшую неделю я взглянул на этот сказочный пейзаж.

Ох блядь.

Я понял всё мгновенно. Я понял, что именно хотел мне показать поручик.

Где-то там, за рекой, совсем невдалеке от моего поместья шевелился лес. Прям вот шевелился. Верхушки деревьев ходили ходуном так, будто их трясли. Будто бы о них бились со всей дури громадные монструозные туши. Будто бы что-то злое и голодное металось там, внизу.

А в самом эпицентре этого шевеления, — глядите-ка! — будто лохнеское чудовище из воды, из леса поднималась длинная, толстая, пятнистая, — чёрное с оранжевым, ага, — шея. Венчалась шея головой, похожей на пиранью.

— Р-Р-Р-РАААА!!! — рёв прокатился по всей округе.

Я перевёл его примерно как:

— УБИВА-А-А-ААТЬ!

Ну пу-пу-пу, блядь. Ну пу-пу-ру-пу-пу…

Как бы мне того не хотелось, застолье пора сворачивать. Первые твари уже выскочили на опушку. Волна химер шла на Прямухино…