Сергей Сергеевич Эрленеков - Подземелья Конфренко

тушку вливаются крохи жизненной энергии. Постояли, переварили. Кинуть крысу к шести ее товаркам в сумку. Сейчас наберу десяток, потом можно пойти к коллектору и поджарить ее на раскаленном энерговоде. Жаль перчику нет, но перчик денег стоит, а таких денежек у меня нет. Зато соли сколько хочешь. Вода из скважин идет солоноватая и ее опресняют. Сама соль продается, но небольшие отходы просыпаются из установки, а много ли места надо маленькому и худенькому пацанчику, чтобы набрать несколько горстей серой горьковатой соли. При представлении о жирной жареной крысе, рот наполняется слюнями, но еще не время, надо подстрелить еще хотя бы три штуки. Сейчас для меня крысы — это жизнь, причем в прямом смысле.

***

Кто я такой, в переводе на местный — мое имя Шмыга. Точнее не имя, а кличка. Имени не заслужил еще, а настоящее имя Геннадий Максимович Плющ. Полковник в отставке, военный пенсионер. Нифига не спецназовец, перед отставкой командовал обычной мотострелковой частью в районе Калининграда. Работа больше административная, чем боевая. Хотя и поучаствовать пришлось в первой, и во второй чеченской. В первую был майором, во вторую подполковником, а при выходе в отставку дали полковника. Не буду рассказывать, как служил, даже не скажу, что белый и пушистый, но предателем не был. Даже как помер не скажу, наверное, и о семье не скажу, хотя о семье …эх, не будем о грустном. Женщинам нужно внимание, и ласка, иначе они все это находят в другом месте. Но, как я уже сказал, не будем о грустном. Очнулся я от удара тяжелым кованным ботинком по лицу. Обычно от этого теряют сознание, а я, наоборот, обрел, чтобы получить еще несколько тяжелых ударов по телу, и услышать яростные вопли:

— Это тебе за то, что мою пайку спер, гаденыш, знал ведь к кому лезешь, а все равно полез, на тебе, на, на! — Удары сыпались один за другим.

— Эй Ву, ты его сейчас совсем убьешь! — послышался молодой, но хриплый голос.

— Да и хер с ним, все равно пользы от дурачка никакой! Проще убить, чтоб не мучился.

— Так-то да, пацаны из банды не поймут, калеку малолетнего убить, значит зашкварится.

— Ладно Гвоздь, уговорил, пошли отсюда, мож сам подохнет, хотя, тварь живучая.

Удары прекратились, кто-то, уходя, еще разок пнул по ребрам, и шаги стали удаляться. По поводу жратвы, это да. Из памяти Шмыги я узнал где спрятан дешевый бесплатный рацион, который позволял местной бедноте как-то существовать. Но рацион можно было получить только один раз в сутки, и если у тебя его отобрали, то повторно его получить можно только завтра. И у раздаточного автомата всегда кто-то караулит малолеток. А голод не тетка, голод он, того, дядька. Очень злой дядька. Я, пользуясь памятью Шмыги, пополз в свою комнату. Именно пополз, где на четвереньках, а где и сокращаясь как гусеница. Периодически терял сознание, но голод и боль в отбитых ребрах не давала отрубиться надолго. В течение получаса я преодолел расстояние чуть более сотни метров по полутемным грязным тоннелям. За все время пути, мне встретилось всего пара человек, но никому даже в голову не пришло подойти и помочь. В подобном месте это была норма поведения. Милосердные долго не жили, или, что чаще всего, переставали быть милосердными. Трущобы очень сильно меняли людей. Это было очень плохое и очень злое место.

Дом, милый дом. Вообще, этот самый «дом», поразил меня с первого взгляда. Для начала дверной проем. Он был восьмиугольный. Точнее он был почти обычным, только со скошенными уголками, поэтому получался восьмиугольник. Как говориться, чем дальше, тем страньше и страньше. Когда «подошел» к двери, вернее подполз, то несмотря на отвратительное самочувствие, удивился еще раз. Дверь по ощущениям была как будто из фарфора, или очень плотного пластика. Правда сильно потертого фарфора. Если вы когда-нибудь выкапывали из земли старинную чашку, то сможете понять, как выглядела эта дверь. Дверь не была заперта на замок, и память мальца подсказывала, что на этом уровне полно пустых комнат, которые не запирались, ибо никому на хрен не были нужны. Этот уровень был для полностью, совсем, в конец, опустившихся людей. Дверь от легкого толчка просто отъехала вбок, скрывшись в стене. Еще один нежданчик. Комната, точнее отсек, был похож на каюту подводной лодки. То есть никаких окошек, стыки пола, стен и потолка скошены, для облегчения уборки.

Отсек площадью около девяти квадратных метров, перегородкой делился надвое, в перегородке --">