Майкл Брут - Перплексус [СИ]

только одним словом, им было бы „фантастика“. Жанр это или отзыв? Каждый решит для себя сам.

Если бы попросили описать его одним жестом, им был бы вытянутый палец руки. Какой палец? Каждый решит для себя сам.

Но меня об этом не просили, поэтому, вуа-ля, самая короткая рецензия за всю мою карьеру, которую можно уложить в три буквы — „OMG“, а с какой интонацией их произнести — каждый решит для себя сам.

А теперь, довольно слов. Устраивайтесь поудобнее — шоу уже началось, ибо, где гарантия того, что чей-то вымысел уже не ваша реальность?»

Прочитав напечатанную на обороте издания рецензию популярного автора одного из журналов — скупого на похвалу литературного критика, старик ухмыльнулся. Эти слова не оставляли сомнений только в одном — данное произведение критик хотя бы дочитал, а это значило, что оно действительно стоящее.

Пожилой человек сидел в массивном плетёном кресле под тёмно-зелёной кроной старой ивы. Он пролистал несколько страниц и, по привычке, сделал на одной из них закладку её уголком. Потом поднял глаза и слегка зажмурился. Не от удовольствия, хотя, несомненно, получал его, находясь на свежем воздухе в ясную и тёплую погоду — просто солнечные блики, отражаемые стеклом панорамного окна Дома Сенекс, попадали ему в лицо.

Территория расположенного перед зданием парка выглядела ухоженной. Насыщенного цвета газон, густые кусты и декоративные деревья были аккуратно подстрижены, а воздух пронизан едва уловимым ароматом цветов с множества разбитых по округе клумб, уже перебиваемым сочным запахом жареного мяса.

Сегодня здесь было людно — на выходные ко многим постояльцам приезжали родственники. Не было видно ни одной свободной беседки, скамейки или кресла, а некоторые посетители расположились прямо на траве, постелив покрывала и устроив пикники.

Всюду сидели и общались семьи, по тротуарам прогуливались разновозрастные пары, дети задорно и весело играли в мяч, фрисби и запускали воздушного змея.

Со всех сторон были слышны разговоры, которые сливались с лёгкой, приятной музыкой, и становились похожими на жужжание пчёл, иногда прерываемое звонким смехом.

Уютная атмосфера дарила ощущение умиротворения и покоя, возвращая обитателей Дома в давно ушедшие времена и освежая счастливые воспоминания.

Как обычно, в выходные, этот крепкий на вид старик готовился принимать гостей. Он был гладко выбрит и одет в лучшее, что у него имелось. Ему очень хотелось произвести приятное впечатление.

Он всегда загодя всё планировал и представлял, прокручивая детали в голове, какими в этот раз окажутся эмоции, как будет выглядеть встреча, о чём они будут беседовать, как будут расставаться. Конечно, в его воображении всё всегда проходило идеально, даже прощание. Дело оставалось за малым — дождаться и узнать, насколько фантазии будут соответствовать реальности.

Время шло, и пожилой человек выглядел всё более взволнованным. Он, периодически отрываясь от чтения, смотрел на часы, а затем в сторону центральных ворот.

Это повторялось снова и снова, пока, наконец, весь мир старика не сужался до одной точки, в которую он бесконечно долго смотрел. Погрузившись в свои мысли, он терял связь с действительностью и не сильно отличался от зависимого человека. Вот только зависимость эта выражалась не в остром желании выкурить гильзу, употребить алкоголь или принять какой-то препарат. Нет. Он, словно, становился физически зависимым, как слепоглухие люди, которые вынуждены ожидать, пока их навестят, куда-то сопроводят, что-то переведут. Получалось, что в такие моменты, даже находясь в обществе, среди людей, старик прозябал в одиночестве, превращаясь в «покойника» для окружающего его мира — он просто переставал проявлять к нему интерес, пока тот не проявлял интереса к нему.

Не было ничего удивительного в том, что он ждал — в Доме Сенекс ждали все. И ждали они всего двух вещей: своего конца и посетителей. Именно поэтому сотрудники и постояльцы Дома сочувствовали старику, искренне радуясь его оптимизму и способности не сдаваться, ибо за всё время, что он находился здесь, никто ни разу к нему не пришёл.

Тем не менее, пожилой человек надеялся. И надежда эта была похожа на то, как смертельно больной надеется на исцеление, как приговорённый к казни — на помилование. Похоже, старик находил для себя оправдания, позволяющие не замечать очевидного и верить, что всё ещё возможно — надо только --">