Владимир Геннадьевич Поселягин - Четвертое измерение

Поддерживая меня, довели до ближайшего дерева, на которое я оперся спиной. И сделал вид, что пережидаю, когда пройдет головокружение, но на самом деле дело было в том, что тело Шведа мне плохо подчинялось. Швед был невысокого роста с хорошо тренированным телом, где-то около метра семидесяти, тогда как мой рост, к которому я привык, метр восемьдесят четыре и сто шесть моих килограммов против семидесяти двух Шведа. Моторика движений совсем другая, поэтому, встав, я стал двигать конечностями, крутить головой, телом, и делать другие разминочные движения. Проведя рукой по животу, я нащупал мощный пресс. Ого! И небольшого животика нет, к которому я привык. И вообще отличий много, с моим родным рыхлым не натренированным телом. Чувствуя небывалый подъем и ни на кого, не обращая внимания, стал делать приседания. 10 – нормально, 20… Ого, даже одышки нет, 30 – ну ничего себе! После 40-ка в голове начало шуметь, перед глазами двоится, и я стал заваливаться на бок, делая вид, что вот-вот потеряю сознание. Подобное поведение объясняется просто, задание Шведа было под видом капитана Михайлова попасть в одну из групп окруженцев, обнаруженной воздушной разведкой, втереться в доверие к старшему комсоставу и с их помощью занять штабную должность. Делая вид, что из-за тяжелой контузии не может служить в боевых частях, выйти из окружения, пройти фильтр НКВД, затаится и вести обычную службу штабиста, ничем не выделяясь, пока с ним не свяжутся. Пароль и отзыв были вбиты в голову Шведа намертво. Попасть к окруженцам оказалось просто, Шведа немного побив, чтоб были синяки, а потом профессионально вырубили.

На одном из хуторов остановился немецкий грузовик, из которого с грохотом посыпались немцы, и стали разбегаться по хутору, четверо вломились в дом, остальные стали обыскивать хозяйственные постройки. Из кабины грузовика вылез молодой офицер и махнув рукой трем солдатам, оставшихся у кузова грузовика, направился к дому. Один из немцев залез в кузов и стал сбрасывать под смех остальных немцев связанные тела, одетые в форму командиров Красной Армии. Один из них был в комбинезоне танкиста. Внедрение разрабатывали аналитики Абвера. Когда было выявлено, где находятся окруженцы из 20-й танковой, был разыгран небольшой спектакль.

Нужно торопиться! Пошарив по поясу, я не обнаружил ни ремня, ни кобуры. Блин! Меня же из плена освободили, какое оружие? Шведа я уже считал собой, наши личности полностью слились, только заблокировал память с его развлечениями, оставив те воспоминания, что могут пригодиться. Службу в армии оставил почти всю. До этого я танки только в инете видел, когда читал про попаданцев, да технику на площади Победы, а тут в воспоминаниях вживую прокрутив память, я узнал, что знаю все "бэтэшки". Т-26, Т-28 и не много трофейный польский 7ТР. Уже неплохо. Вот ведь никогда бы не подумал, что это произойдет, именно со мной. Сколько ни читал про это, а все равно ни как не могу поверить, в перемещение.

— Товарищ капитан, ну нельзя же так, вы же контужены, — запричитал боец с санитарной сумкой, перевязывающий до этого раненого в голову сержанта-зенитчика, и сунул мне под нос ватку. В голове сразу же просветлело, и я судорожно пытаясь вздохнуть, попытался разглядеть сквозь слезы, брызнувшие из глаз, где этот гадский медик, чтобы порвать его как тузик грелку, но ловко увернувшийся санитар уже подавал мне небольшую тряпочку.

— Вот, вытритесь, товарищ капитан, — протерев лицо и зажав нос, я попытался унять пожар, полыхающий у меня в носу. Наверное, все волосы там сгорели! Вытирая продолжающие течь слезы, слушал жужжание санитара, что делать контуженым можно, а что нет. Уф! Вернув тряпицу санитару, отправил его осматривать других раненых. Вдалеке была слышна канонада, я и раньше ее слышал, но как-то не обращал внимания. С востока послышался гул авиационных моторов. Девятка "Юнкерсов" неторопливо шла на километровой высоте. За последним тянулся шлейф дыма, но не видно было, что он отставал. Проводив "Юнкерсы" взглядом, один из бойцов сказал:

— Вот и нас такие же бомбили, от всего полка едва батальон наберется, — в голосе невысокого, с ранней сединой бойца, слышалась неприкрытая ненависть.

Интересно, а сколько времени? Судя по солнцу около десяти утра, что я не замедлил спросить у сидящих вокруг бойцов и командиров. У бойцов часов не оказалось.

— Десять часов, тридцать семь минут, товарищ капитан, — сказал круглолицей младший --">