Игорь Маркович Ефимов - Метаполитика

исследований. Многие политические мыслители прошлого века, оказавшись перед лицом новейших исторических сведений и фактов, не укладывающихся в их теории, сами вынуждены были бы заняться пересмотром своих идей, переизданием книг.

Историческое знание выросло не только количественно, но и качественно.

Культура исторического исследования далеко обогнала культуру политического теоретизирования. Сами события прошлого устанавливаются, как правило, наукой историей с такой степенью достоверности, что перестают вызывать споры, не оставляют простора шарлатанству и демагогии. Но стоит от фактов перейти к обобщениям, стоит заговорить о причинах и движущих силах, вызвавших то или иное потрясение общества, то есть к вопросам политическим, как согласие будет нарушено и начнутся яростные дебаты, в которых спорящие откажутся понимать друг друга и добро еще, если не дойдут до таких аргументов, как драка, стрельба или аресты оппонентов. Действительно, кто сейчас попробует отрицать, что Генрих VIII Тюдор, Иван Грозный и Сталин казнили множество преданных своих сторонников? Но спросите почему, и один скажет: потому что все трое были жестокими и подозрительными тиранами, жаждавшими крови; другой — потому что такова была в тот момент закономерность исторического процесса (а уж в ее-то реестры заранее вписаны все отрубленные головы); третий — что террор начинался как раз в тот момент, когда всевластный владыка терял любимую жену — Анну Болейн, Анастасию, Аллилуеву (не ясно, что виной всему сублимация?); четвертый — что вершился непостижимый Промысел и каждый из них явился батогом Божьим.

Спросите историков о знаменитых битвах — они твердо назовут вам дату и численность сражавшихся, но никакого единодушного ответа не дадут вам теоретики на вопросы:

Почему воинственные персы захватывают в несколько лет гигантскую территорию, в том числе процветающий Вавилон, а потом ломают себе шею на маленькой Греции?

Почему Испания, покорившая полмира, ничего не может поделать со своими Нидерландскими провинциями?

Как крохотная Венецианская республика (200 тысяч граждан) решается нападать на двадцатимиллионную Турцию?

Почему Великий Новгород успешно отбивается от шведов, немцев, суздальцев, монголов, а потом терпит поражение от вдесятеро меньшего московского войска?

В чем секрет долголетия и прочности огромных многонациональных империй — Римской, Византийской, Китайской, Русской?

Почему другие империи — арабская, монгольская, испанская, английская — развалились в относительно короткий срок?

Чем объяснить небывалый расцвет культуры в Древней Греции, в средневековой Италии, в Германии XVIII века? экономический подъем Соединенных Штатов? упадок и обнищание Индии?

Цепь таких «почему» можно вытягивать до бесконечности — историки лишь пожмут плечами (их дело — точное знание, а не домыслы); теоретики же сядут писать диссертации — каждый свою. Но множество объяснений — это то же самое, что ни одного, удовлетворяться ими дальше невозможно. Ибо: не игра ума на исторические темы, не «племен минувших договоры», не сами по себе Древний Рим, Венеция или Новгород волнуют нас. Не абстрактная любознательность заставляет нас всматриваться в прошлое с такой жадностью, а лишь надежда найти там ответ на самые жгучие вопросы нашего настоящего и ближайшего будущего: каким образом цивилизованный народ может оказаться под властью кровавой тирании? каким, наоборот, достичь торжества законности свободы? почему народы идут войной друг на друга? откуда берется военное могущество одного и слабость другого? в чем источник социальной устойчивости? богатства и процветания? с чем связаны расцвет и увядание культуры?

Успехи естественных наук придали им в наши дни такой небывалый вес, что их критерии истины, их методы, пытаются прилагать и к другим наукам, в том числе и социальным. Если отнестись к этому переносу разумно, не впадая ни в слепое преклонение, ни в панику, можно провести следующую аналогию: данные истории могут и должны стать для политики такой же исходной реальностью, как движение твердых тел, жидкостей и газов для физики или свойства веществ — для химии. Физик пытается связать видимые движения тел с воздействием невидимых сил — тяжести, инерции, магнитного поля, химик — обнаруживаемые веществами свойства с их атомно-молекулярным строением, политический же мыслитель должен будет найти связь --">