Грэм Харман - Weird-реализм: Лавкрафт и философия

гранью времен» представляется мне работой, недостойной зрелого таланта Лавкрафта, тогда как я по-прежнему с большой теплотой отношусь к «Случаю Чарльза Декстера Варда».

Благодаря трудам Хайдеггера поэзия Гёльдерлина стала обязательным предметом анализа в континентальной философии. Аналогичным образом настоящая книга имеет своей целью возвышение Лавкрафта до философского уровня осмысления. Лавкрафта можно отбросить как бульварного автора только при условии, что все когда-либо написанное о монстрах из иных миров обречено быть бульварщиной. Но это было бы лишь предубеждением, ничем не отличающимся от нежелания чьей-нибудь дочери выйти замуж за трубочиста. Бывают хорошие и плохие weird-произведения^[2], как бывает хорошая и плохая натуралистическая проза. Сильные и слабые элементы иногда сосуществуют в одних и тех же рассказах Лавкрафта, но в своих лучших проявлениях он — крупный писатель, который ко всему прочему занят вызывающими интерес философскими темами.

Многие читатели открыли Лавкрафта в юности. Я же никогда не читал его до достижения тридцатисемилетнего возраста. Придаст ли это моей интерпретации оттенок зрелости, присущей состоянию совершеннолетия, или же это будет оттенок лишенной страсти буржуазной посредственности — вопрос, на который каждый читатель ответит, исходя из собственного опыта прочтения настоящей книги.

Часть I

ЛАВКРАФТ И ФИЛОСОФИЯ

Писатель зазоров и ужаса

Одно из важнейших решений, принимаемых философами, касается производства или устранения зазоров (gaps) в космосе. Философ может либо объявить, что кажущееся одним на деле представляет собой два, либо — что кажущееся двумя на деле есть одно. Некоторые примеры помогут лучше раскрыть эту тему. Вопреки здравому смыслу, руководствуясь которым мы не замечаем вокруг себя ничего, кроме мира нормальных повседневных сущностей (entities), Платон установил зазор между интеллигибельными формами идеального мира и смутными тенями мнения. Окказионалисты арабского Средневековья и Европы XVII века установили зазор между любыми двумя сущностями, отрицая, что они оказывают друг на друга непосредственное воздействие, так что Бог был единственным каузальным агентом во Вселенной. Философия Канта производит зазор между явлениями и вещами-в-себе, не оставляя шанса на симметричное отношение между ними: вещи-в-себе могут быть помыслены, но не познаны.

Но есть и множество противоположных примеров. Мы могли бы подумать, что лошади — это одно, а атомы — совсем другое, но радикальные материалисты настаивают, что лошадь целиком и полностью сводима к физическим атомам и ничего сверх них не существует. Тем самым предполагаемый зазор между лошадьми и атомами уничтожается, поскольку с точки зрения строгого материалиста такой вещи как «лошадь» вообще нет, а есть только атомы, организованные в определенном порядке. Вместо атомов мы можем заявить, что весь мир сделан из воды, воздуха, огня или гигантского неопределенного сгустка. В Древней Греции так делали различные течения досократической философии. Как вариант мы можем придерживаться позиции, что есть индивидуальные объекты с одной стороны и различные качества этих объектов с другой. Дэвид Юм отрицал этот зазор, редуцируя кажущиеся едиными объекты к пучкам качеств. Нет такой вещи, как яблоко, есть только множество различных качеств, которые являются вместе так регулярно, что в силу привычки мы начинаем называть их «яблоком». Что же до кантовского зазора между явлениями и вещами-в-себе, то немецкие идеалисты пытались устранить этот зазор, считая его введение непоследовательным: мыслить о вещах-в-себе вне мышления бессмысленно, поскольку как только мы их помыслили, они очевидным образом стали содержанием мысли. Устранение и производство зазоров могут легко сосуществовать у одного и того же философа, как черный и белый цвет сосуществуют на одном живописном полотне. Например, Юм выступает устранителем зазоров, объявляя, что объекты есть не более чем пучки качеств, но он также и производитель зазоров, когда отрицает, что мы можем доказать наличие каузальных отношений между объектами (последнюю точку зрения он унаследовал от окказионалистов, перед которыми преклонялся). Но, как правило, у каждого философа есть общий доминирующий тон,

--">