Ольга Рашитовна Газизова (regenta) - Всеволод Кочетов и его opus magnum

разоблачённый), роль похотливой Геллы — уже упомянутая Порция Браун, а Росс и Сабуров разделили между собой лавры Коровьева и Азазелло.

Ну и, наконец, эта четвёрка диверсантов — это своего рода четыре всадника Апокалипсиса по именам Чума, Война, Голод и Смерть. Вряд ли, создавая образы своих героев, о них думал атеист Кочетов, но получилось отлично — зловеще по смыслу и комично по самим малоприятным малоприятным образам. (Симпатию из этой четвёрки вызывает только очень непростой, меняющийся и размышляющий, сын белоэмигранта Сабуров, эволюция которого очень похожа на эволюцию графа Тульева из киноэпопеи о резиденте).

Уметь объединить все эти три жанра (жанр энциклопедии «мёртвых душ», антинигилистического романа и плутовского романа) — это надо было уметь! Это и в голову придёт не каждому, а уж осуществить… Но у Кочетова получилось. Получился пространный, но чрезвычайно лёгкий, по своей «несущей конструкции», роман-эпопея, который я прочитала на одном дыхании.

Кстати, всё познаётся в сравнении. Например, «Тихий Дон» Шолохова считается, в этом отношении, в этом жанре, образцовым, всемирно признанным. Да, масштаб, конечно, завораживает, но это, положа руку на сердце, масштаб протяжённосложённого бегемота, подобного, в этом смысле, «Войне и миру»: нудно, затянуто, переполнено длиннотами, массой бессистемно толкущихся статистов. (Кстати, к чести Шолохова, он был практически единственным, кто вступился за Кочетова «на высоком уровне» и не поленился написать лично Брежневу с просьбой обуздать травлю коллеги по цеху).

Кстати, поводом (но отнюдь не причиной) травли Кочетова было его, так сказать, стилистическое неизящество. В самом деле, некоторые пространные монологи положительных героев читаются как передовицы, но этому есть объяснение: во-первых, это полемический пафос автора, отсылающий к чисто русской традиции наших антинигилистических романов (почему же никто не обличает Достоевского за то, что он заставляет князя Мышкина произносить длиннейшие полемические, чисто газетные по стилю речуги с осуждением католицизма?) с их переходом от образного к публицистическому стилю и наоборот, во-вторых, эти своего рода передовицы внутри романа объясняются безусловной искренностью автора: от лица своих положительных героев он говорил то, что думал сам, и на том языке, который был выработан советской публицистикой того времени. Да, стилистически эти монологи выглядят теперь длинновато и несколько суконно, но никто бросит в автора камень, имея в виду огромную массу перевешивающих этой «отдельный недостаток» многочисленных достоинств, о которых, надеюсь, ещё будет повод поговорить.

II. Кочетов, официальные идеологи и наша идейно здоровая молодёжь

Не говоря о литературных достоинствах произведений Кочетова (в числе которых — и роман «Журбины», по которому был снят известный фильм «Большая семья» — тоже своего рода эпопея, несмотря на его односерийность и даже благодаря ей), сами его человеческие качества, рыцарственные и благородные, вызывают (по крайней мере, у меня) большую симпатию. На фоне своих политических противников, тихушников-либеральчиков, постоянно стучавших в ЦК не только на оппонентов, но и друг на друга, Кочетов никогда не унижался до травли исподтишка, и все свои меткие полемические удары (в том числе по многим раздувшимся от самомнения корифеям тогдашнего кинематографа, производившим, не могу не согласиться с Кочетовым, унылую и бессистемную кислятину с потугами подражать итальянскому неореализму) наносил с открытым забралом; его забота о писательской чести и честности была, на тогдашнем фоне массового двурушничества, поистине маниакальной: несмотря на ортодоксальность своего мировоззрения (или благодаря ей), он отказывался принимать или делать какие-либо конъюнктурные вставки в свои произведения, хотя ему прозрачно намекали, что платой за компромисс для него могли бы стать Сталинская или Ленинская премии соответственно; он не пользовался служебной машиной в личных целях, отказывался от спецпайков, но именно это придавало Всеволоду Кочетову рыцарственную независимость, результатом которой стала не только травля многочисленных шакалов-тихушников из либерального лагеря, но и более чем прохладное, прикровенно-неприязненное отношение тех государственных и партийных мужей, которые, по идее, должны были бы быть его

--">