Владислав Евгеньевич Холшевников - Логаэдические размеры в русской поэзии

в действительности и происходит у Асеева, Цветаевой и некоторых других поэтов: из дольников рождаются новые логаэды, но не такие, как античные или державинские. История не возвращается на круги своя.

В главе I «Черного принца» Асеева первые 8 строф почти одинаковы по размеру.

Видите, в пальцы нам

        врос

        трос,

так что и этот

        вопрос

        прост:

мало ли видел

        матрос

        гроз —

не покидал

        пост…

Схема длинных строк (для простоты — без разбивки на «подстрочия») –2–2–0–. Это был бы настоящий логаэд, если бы схема строфы иногда не нарушалась (например, «Белые бивни / бьют / в ют» –2–1–0–). Перед нами так называемый «тактовик» с амплитудой колебаний междуударных интервалов от нуля до двух слогов, но с явной тенденцией превратиться в логаэд: одна из ряда форм становится доминантной (здесь — 71%, около ¾). Если доминирующая форма превратится в единственную, завершится процесс превращения дольника или тактовика в логаэд. У того же Асеева находим такие стихотворения. Характерны они для Цветаевой. Например, в «Поэме конца» 5 и 6 главы написаны размером 1–2–1–

Движение губ ловлю.

И знаю — не скажет первым…

Несколько иные логаэды встречаются в других главах поэмы.^[9]

М. Л. Гаспаров отмечал в эволюции дольников тенденцию к все большей урегулированности.^[10] Результатом именно этой тенденции оказываются современные логаэды. Они живут и в поэзии последних лет; приведем пример из «Всадников» В. Сосноры (Лениздат, 1969) — «Вторая молитва Магдалине»:

Это птицы к подоконникам льнут.

Это небо наполняет луну…

Схема 2–3–2– выдержана до конца стихотворения. Ясно слышна асеевская традиция, логаэд, выросший не из дольника, а из тактовика.

В новых логаэдах XX в., как и в опытах предшественников русского дольника, очень отчетливо слышна тенденция к преобладанию двусложных интервалов между сильными слогами, обеспечивающему «русское» ритмическое звучание. Просодия языка и здесь оказывает решающее влияние на просодию стиха.

Примечания

1

Трудно согласиться с безоговорочным утверждением А. П. Квятковского, что первым в русской литературе имитировал сапфическую строфу Симеон Полоцкий (А. Квятковский. Поэтический словарь, М., 1966, стр. 252). Симеон, подобно своим учителям — польским поэтам, соблюдал только количество слогов в строфе (11–11–11–5), не заботясь о расположении ударений. О силлабической «сапфической» строфе см.: L. Pszczołowska. Strofa czterowersowa. — Strofika. Praca zbiorowa pod red. M. R. Mayenowej, Wrocław… 1964, s. 135. et sq.

(обратно)

2

М. Л. Гаспаров. Русский трехударный дольник XX в. В сб.: Теория стиха, Л., 1968, стр. 60—62.

(обратно)

3

См.: В. Е. Холшевников. Основы стиховедения. Русское стихосложение, Л., 1962, стр. 51. Исследование М. Л. Гаспарова во многом уточняет данное мною в этой книге определение. Так, необходимо отделить «урегулированный» дольник с интервалами только в 1 и 2 слога — обычная форма дольника — от форм более свободных (например, у Блока и Маяковского) и «тактовика» с амплитудой колебаний от 1 до 3 (см.: М. Л. Гаспаров. Тактовик в русском стихосложении XX в. Вопросы языкознания, 1968, №5). Но приводимые самим М. Л. Гаспаровым обширные статистические данные лишь подтверждают несомненное преобладание двусложных промежутков.

(обратно)

4

В. Жирмунский. 1) Введение в метрику, Л., 1925, стр. 193—195; 2) О национальных формах ямбического стиха. В сб.: Теория стиха, Л., 1968, стр. 9—13.

(обратно)

5

В 1925 г. В. М. Жирмунский допускал возможность русских дольников на двусложной основе (Введение в метрику, стр. 192—193) и относил к ним такие стихотворения, как «Последняя любовь» Тютчева («О, как на склоне наших лет / Нежней мы любим и суеверней»). Эта точка зрения была подхвачена другими; например, Е. Ермилова, полемизируя со мной, утверждала существование русских дольников на двусложной основе, приводя тот же пример (Вопросы литературы, 1959, №6, стр. 241). Думаю, что спор решен практикой. Стихотворения, подобные «Голосу из хора» Блока (преобладание односложных интервалов), в русской поэзии единичны. И редкие двусложные промежутки в ямбах, как в «Последней любви» Тютчева, вернее считать сильными ритмическими перебоями, т. е. не созданием определенной ритмической инерции, а сознательным ее нарушением (см. мою статью «Перебои ритма» --">