Григорий Александрович Гуковский - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА XVIII ВЕКА

академической основательности было в избытке. По свидетельству Ю.М. Лотмана, Гуковский «знал наизусть – без преувеличения – всю русскую поэзию XVIII века» и «неизменно побеждал на затеянных Тыняновым состязаниях: кто больше помнит наизусть малоизвестных и забытых поэтов».^[3] Эта совершенно уникальная эрудиция Г.А. Гуковского позволила ему по существу сразу же после окончания университета приступить к построению совершенно новой истории русской литературы XVIII столетия – цикл статей, составивших его первую книгу «Русская поэзия XVIII века» (Л., 1927), был, как указывает И.З. Серман, написан еще в 1923-1924 гг.^[4]

Надо сказать, что «комплекс противостояния» был свойствен Г.А. Гуковскому не только по отношению к социальной среде, но и по отношению к предшествующей научной традиции. Дореволюционная наука сделала для изучения литературы XVIII века исключительно много. Я.К. Гротом и М.И. Сухомлиновым были подготовлены превосходные академические издания Державина и Ломоносова, Н.С. Тихонравовым, М.Н. Лонгиновым, П.П. Пекарским и другими исследователями были введены в оборот и систематизированы огромные массивы важнейшего историко-литературного материала. Однако осмысление этого материала существенно отставало от его освоения – большинству ученых литература XVIII века виделась как почти нерасчленяемый массив так называемого ложноклассицизма, только к концу столетия сменяемого сентиментализмом Карамзина и его последователей. Не уступая своим предшественникам в широте и глубине познаний, во вкусе к факту и детали, Гуковский в то же время предложил совершенно новую интерпретацию литературного процесса той эпохи.

В центре его внимания оказалась литература середины XVIII века и прежде всего полемика вокруг Ломоносова и Сумарокова. Гуковский увидел в их противоборстве столкновение различных эстетических и поэтических программ. Русский классицизм, утративший обессмысливающую приставку «ложно», предстал в его работах как многообразное и внутренне дифференцированное художественное явление. Ученый поставил вопрос о «сумароковской школе» – группировке литераторов, выдвинувших в противовес ломоносовской пышности на первый план требование ясности и терминологичности поэтического слова, рациональной и последовательной композиции, простоты и естественности. Но и внутри этой школы Гуковский показал различия в литературных позициях самого Сумарокова и его младших учеников и последователей: Хераскова, Майкова, Ржевского. Что касается поэзии Ржевского, то она была по существу открыта Гуковским, вернувшим истории русской литературы самобытного и яркого автора. Сходное по характеру, но, пожалуй, еще более важное открытие было сделано Гуковским полутора десятилетиями поздней в статье «У истоков русского сентиментализма», где он впервые оценил историко-литературное значение поэзии М.Н. Муравьева.

Но главным достижением Гуковского в его ранних статьях было то, что он сумел совершенно по-новому поставить вопрос о поэтической системе русского классицизма. Такие важные элементы этой системы, как ориентация на единый образец, преобладание жанрового начала над личностным, господство устойчивых языковых формул и пр., были осмыслены исследователем не как проявление художественной незрелости русской словесности допушкинской эпохи, но как отражение целостного и последовательного мировосприятия, требовавшего от писателя не поэтического самовыражения или отражения эмпирической реальности, но стремления к надперсональной и вневременной истине. Там, где предшествующая научная традиция видела лищь подготовку будущих свершений, Гуковский обнаружил богатую и увлекательную художественную жизнь, и в этом отношении слова Л.Я. Гинзбург об осуществленном им «открытии русской литературы XVIII века» не выглядят преувеличением.

Все эти положения Гуковский развил и дополнил в цикле статей, опубликованных в I-V выпусках альманаха «Поэтика»,выходившего в 1926-1929 годах и объединявшего на своих страницах как классиков и создателей русского формализма, Ю.Н. Тынянова, Б.М. Эйхенбаума, Б.В. Томашевского, так и их учеников и последователей. Гуковский органично влился в ряды младоформалистов, воспринявших от своих наставников резкое неприятие позитивистской академической науки, потребность во внятной и оформленной методологии и утопическую убежденность в возможности и необходимости построения теории и истории --">