Владислав Никитич Зайцев - Черты эпохи в песне поэта (Жорж Брассенс и Владимир Высоцкий)

Как и песни Ж.Б., они принесли соотечественникам «глоток свежего воздуха», но те вдыхали его поначалу чуть ли не украдкой. Можно утверждать, что поэзия В.В. обрела в относительно короткий срок большую аудиторию отчасти из-за своей тогдашней «дурной репутации».

Такой же налет чего-то предосудительного был и в необыкновенном успехе песен Ж.Б., соотечественники которого тоже поначалу наивно путали автора с его персонажами, среди которых чаще всего встречались те же пьяницы, воры, забулдыги, люди, обиженные и обделенные судьбой. Как и у В.В., разговор обычно ведется от их имени.

Один из них, например, повествует о том, как и почему он пошел по дурной дорожке:

Знал лихие я времена —

В доме не было ни хрена:

Ни бутыли вина к столу,

Ни угля, чтоб кипеть котлу.

Гробовщики уже не раз

Примерялись ко мне на глаз.

Я не стал с костлявой шутить —

Вот тогда и свернул с пути.

Ладить дольше не мог с судьбой

И пошел на ночной разбой —

Сшиб ударом полена в лоб

С одного кошелька апломб…^[1]

                              «Свернувший с пути»

После чего следуют заслуженная кара, возвращение из отсидки и запоздалое слезное раскаяние. Другой рассказывает о том, каким необычным способом обзавелся он женой:

Когда одолевал я бедствий полосу —

Нетрезвый, немытый, отпетый —

Другой один алкаш мне продал за сто су

Свою жену Нинетту.

                              «Подруга за сто су»

Третий делится своим неудачным опытом сутенерства. Поначалу дела с молодой компаньонкой шли у него неплохо:

Она, обученная мной,

Вовсю старалась,

А я от выручки дневной

Себе брал малость.

Платили, стало быть, сполна

Друг другу делом:

Я головой был, а она,

Понятно, телом…

Но вскоре идиллия была нарушена:

Однажды некий господин —

Весьма полезный —

Ее впридачу наградил

Дурной болезнью…

И вот финал:

Смогли уколами помочь

Себе партнеры,

Но я решил податься прочь

Из сутенеров…

Тогда, лишенная тепла

Моей опеки,

Она в бордель служить пошла…

Позор навеки!

Там и жандарм — ее клиент.

Гримасы жизни.

Такие нравы сей момент

У нас в отчизне!..

                              «Раскаявшийся грешник»

Еще один, могильщик, жалуется на то, что люди не понимают тягот его профессии и трунят над ним:

От живых терплю весь век хулу:

Дескать, мертвый мне — кусок к столу…

Разве было б вам легко б

В землю прятать земляков,

Как бедняга-землекоп?..

                              «Могильщик»

Многих персонажей Ж.Б. и В.В., особенно тех, что пострадали от властей, роднит упорная неприязнь к персоналу сил порядка — к жандармам, полицейским шпикам, судьям и соответственно к милиционерам, следователям, прокурорам и тоже судьям. Есть, впрочем, и существенное различие, У В.В. люди этих специфических профессий появляются как зловещие символы неодолимой карающей силы, а персонажам Ж.Б. они внушают не столько страх, сколько брезгливость, и рисуются обычно в комических ситуациях. Здесь, конечно, сказывается разный исторический опыт Франции и России, особенно советской. Но даже по мнению соотечественников Ж.Б., у которых привычка критиковать полицию и при случае подшучивать над нею составляет одну из характернейших черт социальной психологии (об этом говорит и обширный набор пренебрежительных французских кличек для полицейского, тогда как у нас их раз-два и обчелся), издевки по адресу людей в униформе, на которые был так горазд поэт, звучали чересчур дерзко, казались почти неприличными. По этой, вероятно, причине две из ранних его песен сначала были запрещены для радиотрансляции. В одной из них («Побоище») рассказывается о позорном разгроме, который учинили рыночные торговки в городке Брив-ли-Гаярд отряду жандармов, явившихся разнимать их драку:

Но под всякими небесами

Так уж давно заведено:

Если ввязались стражи сами,

То против них — все заодно.

И торговки с пущим азартом,

Увидав ремни портупей,

Бой продлили — на весь --">