Майя Павловна Тугушева - Под знаком четырёх

он, как правило, «телегеничен»: способен занять глаз и увлечь воображение, вернее, отвлечь его от действительности, которая нередко страшнее, чем самый страшный детектив. Признаюсь, я именно за это его и ценю.

— Но разве и в детективе не бывает так, что добро побеждает, но с потерями, а зло, хоть и побежденное, развенчанное и наказанное, успевает нанести удар, иногда непоправимый?

Однако мой критик стоял на своем:

— Все дело в формуле, — твердил он, — то есть самом назначении детектива, а он по замыслу своему — жанр оптимистический, вроде сказки. А трагизм это по части серьезного романа, «трудного», как его называет Сименон. И нареканий поэтому на детектив должно быть меньше. Какие могут быть серьезные претензии к несерьезному жанру?

— И столь же несерьезной и даже искажающей его экранизации? — спросила я. — Вы же сами возмущаетесь американской «Собакой Баскервилей»?

…Нет, я не могла разделить столь категоричного отрицания художественности детектива. Разве тронул бы наше сердце Шерлок Холмс, не будь он изображен Дойлом с такой удивительной характерностью? Что же касается телеспектакля по «Эдвину Друду», то, помню, к экрану меня влекло больше всего любопытство. Я надеялась, что мне предложат новую версию исчезновения Друда. Возникла надежда, а вдруг сценаристы и актеры сообща разгадали тайну, вдруг волшебством теледействия обнажится то, что осталось незамеченным при чтении, какие-то потаенные мотивы и пружины сюжета, и тайна прояснится зримой теперь логикой развития событий и характеров. Но меня ждало разочарование. Авторы сценария тайны Эдвина Друда не разгадали, потому что при чтении романа не заметили кое-каких, очень существенных подробностей, а кое-что и «утаили», слукавив против Диккенса, но главное потому, что заранее сковали свое воображение остроумной гипотезой диккенсоведа Уолтерса, изложенной им в статье ««Ключи» к роману Диккенса «Тайна Эдвина Друда»».

Но мой критик, словно из духа противоречия самому себе, хотя вполне резонно, заметил, что абсолютного тождества авторского замысла и актерского исполнения быть не может. И это в равной степени относится и к шекспировскому «Гамлету», и к «Тайне Эдвина Друда», и роману Кристи «Десять негритят», например.

Да, конечно, играть образ, заданный писателем, в химически чистом, «неразбавленном» виде, очевидно, нельзя. Но мы ведь всегда хотим, чтобы все было, «как в романе» или пьесе. И не по этой ли причине Агата Кристи не разрешала изображать Пуаро на обложках своих книг и так придирчиво относилась к актерам, исполнявшим его роль на экране? Да, и пьесы создавать, равно — инсценировки, в том числе и по детективным романам, дело очень непростое, а иногда прямо-таки опасное…

Но я тогда была благодарна сыгравшим «Эдвина Друда» по гипотезе Уолтерса: Эдвин Друд убит, а злодея Джаспера разоблачает выступающая в роли сыщика Дэчери бесстрашная Елена Ландлесс. Стало ясно: гипотеза Уолтерса более остроумна, чем вероятна. Даже если двадцатилетней девушке удалось бы мастерски загримироваться под сорокалетнего мужчину, ее выдал бы голос, походка и руки. Маловероятно также, что наедине с собой она попивала бы горькое пиво, молодым девушкам у Диккенса так не полагается. А вот клерк Бэззард, оказавшийся в отпуске как раз тогда, когда таинственный Дэчери объявился в провинциальном Клойстергеме, Бэззард, неудавшийся актер, всегда мечтавший сыграть большую роль, Бэззард мог бы оказаться Дэчери. Но сценаристы, как и Уолтерс, всех этих «ключей», незаметно подброшенных Диккенсом, попросту не заметили.

Решив, что экранизировать надо бережно и художественную классику, и детективный роман, мы незаметно подошли к важной проблеме — о месте детективного романа в литературе и нашей жизни. И мой собеседник авторитетно заявил, что, несмотря на «отдельные художественные свершения, и вы совершенно правы, считая таким свершением Шерлока Холмса», — вообще-то искать высокой художественности и глубокой познавательности в детективном жанре вряд ли стоит. В нем их, за редким исключением, не бывает. Невозможно создать совершенный детективный роман — утверждал, например, и американский писатель Реймонд Чандлер: «Тип ума, который может измыслить идеальную загадку, совсем не тот, что творит художественное произведение». — Вы согласны?

Сказано, конечно, веско, но точнее было бы сказать, наверно, так: художественность детектива — в его наиболее --">