Павел Антонинович Стеллиферовский - "Чего изволите?" или Похождения литературного негодяя

подбрасывающей в жадный читательский костер наряду с прекрасными творениями прошлых лет полулитературные поделки, которые, даже залежавшись в писательских столах, не приобрели художественных достоинств. Немало и тех, кто, сознательно или бессознательно, остается в безмятежно-сладостном плену «современных детективов».

И все же одна из самых ярких примет нашего времени — живой интерес к прошлому культуры, к истории. Разный интерес — и неподдельный. и праздный, — но интерес! А как там, что там было, что скрывали от нас, зачем? Конечно, хочется и надо знать! Но именно знать, изучать, разбираться, а не выхватывать из прошлого факты и фактики для модных разговоров, для пересудов.

Увы, как порой далек такой интерес от сердечной привычки с наслаждением перечитывать, казалось бы, давно знакомое. От «Евгения Онегина», к примеру, многие, пожалуй, просто отмахнутся: «Чего там искать — проходили!» Но откройте новейший комментарий к роману всезнающего Юрия Лотмана, впервые изданный в 1980 году. Сколько открытий ждет вас, разгадок, новых вопросов!

А ставшие вдруг знаменитыми надолго спрятанные от нас мастера-живописцы? Знакомство с ними, хоть и запоздалое, необходимо. Сколько неожиданного принесла, к примеру, первая в нашей стране столь полная выставка полотен Казимира Малевича, показанная в начале 1989 года! Черный квадрат, красный квадрат, черный крут, черный крест, супрематические модели… Так же ярко сверкнула чуть ранее фантастическая цветопись Аристарха Лентулова, Павла Филонова. Те открытия добавили гордости за свою культуру, но не отменили красочного, яркого Брюллова, грустного Левитана, «земного» Шишкина. Минутный восторг слабее многолетней привязанности.

Или взять мартовскую, 1989 года, выставку полотен Михаила Нестерова в Государственной Третьяковской галерее. Знаком ли нам этот художник? Да, скажут многие, еще как! Некоторые его картины, особенно острохарактерные портреты Корина, Павлова, Мухиной, Юдина, Васнецова, считаются классическими. Но многое из того, что было на сей раз показано широкой публике, долгие годы прозябало в музейных запасниках или трепетно и с надеждой хранилось в домашних собраниях. Низкий поклон сберегшим! Такого Нестерова неспециалисты, наверное, еще не знали. Мощное по духу эпическое полотно «На Руси» («Душа народа»), поражающие сосредоточенностью мысли «Философы» (П. А. Флоренский и С. Н. Булгаков), возвышенный цикл работ о Сергии Радонежском, сердечные портреты родных и близких людей, лики природы и обитателей русского Севера, итальянские и подмосковные этюды, эскизы и варианты известных созданий… Увиденное помогло свести воедино разрозненные черты образа великого отечественного живописца и укрепило представление о нем как об одном из самых раздумчивых и искренних созидателей нашей культуры.

Подолгу выстаивали жаждущие знакомства с Малевичем и Филоновым, часами ждали свидания с Нестеровым. И это тоже уроки классики.

Музыка? И здесь вечная красота способна потеснить скоротечную современность. Совсем недавно, в пору празднования тысячелетия отечественной культуры, впервые широко зазвучали торжественные и величавые древнерусские напевы, изумившие многих и всколыхнувшие дремавший слух. Поныне жив и всеобще любим щемящий русский романс, чуткое сердце всегда узнает божественный тембр итальянского «бельканто», которое, к счастью, никогда не удастся заглушить никакому «металлу».

Как измерить общественную температуру отношения к классике? Нет такого градусника. Хотя… Не является ли общая культура общества этим показателем? Ведь ее критерий — память. Вспомним, что писал еще в 1815 году Н. М. Карамзин в предисловии к своей многотрудной и лишь в конце 1980-х годов открытой нами по-настоящему «Истории Государства Российского»: «Иноземцы могут пропустить скучное для них в нашей древней Истории; но добрые Россияне не обязаны ли иметь более терпения, следуя правилу государственной нравственности, которая ставит уважение к предкам в достоинство гражданину образованному?» Или Пушкин: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие». И вновь он: «Уважение к минувшему — вот черта, отличающая образованность от дикости…» И еще пушкинское — резкое, звучащее очень современно: «Дикость, подлость и невежество не уважает прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим».

Все же предвижу недоуменные вопросы и --">