Михаил Павлович Одесский - Москва плутоническая

законов, кодексы Юстиниана, Феодосия, Федора Заморета и сотни других книг, которые остались только в единственном экземпляре во всем мире, о существовании которых историки только догадывались…» [там же: 87].

Перечень книг, извлеченных из тьмы забвения героями Алексеева, представляет собой интерпретирующее воспроизведение так называемой «Рукописи профессора Дабелова» — апокрифического чернового каталога библиотеки Грозного. Это сочинение, впервые опубликованное в 1834 г. Ф. В. Клоссиусом (см. фамилии Дабелова и Клоссиуса в речах Мамочкина), большинством специалистов оценивается как подделка [Козлов 1996: 113–132; см. на с. 116–117 — текст «рукописи Дабелова»], хотя существуют и авторитетные защитники документа [см: Стеллецкий 1999: 368-397]. Стеллецкий, как и следует ожидать, считал «Рукопись Дабелова» подлинной и даже утверждал, что видел ее в Пярну, где оригинал — после повторного обнаружения — якобы снова исчез.

Кстати, неслучайность, системность интереса Стеллецкого к эпохальным библиотечным находкам подтверждается тем, что во время обучения в духовной академии он поправил «скудный студенческий бюджет», переведя с французского книгу Николая Нотовича «Тайна жизни Иисуса Христа». Эта книга, которой увлекались в окружении Рериха, сообщает о старинном тибетском сказании, повествующем о посещении Христом гималайских центров Тайного знания [Профет 1997: 71–196].

Персонажи Алексеева, вслед за Стеллецким, также рассматривают библиотеку Грозного как находку мирового масштаба: «В конце концов, не только Фредерико Главич, но вся Европа заинтересована в тайнах Московского подземного Кремля. Вы понимаете?» [Алексеев 1991: 6].

«Подземная Москва» в одноименном романе Алексеева — это, в-третьих, Аристотель Фиорованти: экспедиция «товарища Боба» и Мамочкина — библиотеки им мало! — обнаруживает неизвестную науке могилу архитектора.

С мифологической точки зрения, Фиорованти дублирует Ивана Грозного в роли создателя сокровища: царь — идеолог, зодчий — технический исполнитель (великий князь Иван III, при котором Фиорованти работал в Москве, в романе мимолетно упомянут как трусоватый современник великих событий). Фиорованти, подобно Грозному, наделяется впечатляющей характеристикой: «Ни до него, ни после него не было зодчего, который сумел бы выпрямить падающую колокольню. Он выпрямил скривившиеся башни по всей Италии, он, наконец, стал… перетаскивать колонны и колокольни с места на место. Так, он перетащил храмы в Риме, в Мантуе, в Ченто и в Болонье. За это его звали Архимедом наших дней, но никто не знал математических формул — его чудес. Их в запаянном браслете носил он на левой руке, и разве только с рукой можно было снять этот браслет … На месте разрушенного выстроил новый Успенский собор. Вывел под Кремлем первый подземный ход. Вымуровал в нем каменную палату, в которую Софья сложила привезенные с собою книги. Он был, наконец, первым денежником царя Ивана … Это он вместе с Софьей Палеолог побудил нерешительного царя Ивана свергнуть татарское иго в 1480 году. Он, наконец, был организатором на Руси артиллерии и управлял артиллерией при взятии Новгорода и Пскова … Это произошло около 1485 года. И до сих пор ни о причинах его смерти, ни о местонахождении его могилы — в России она или за границей — ничего не известно…» [там же: 35–37].

Такого рода гиперболизированное изображение итальянского зодчего восходит к Стеллецкому, но Алексеев пошел еще дальше. Писателя, в отличие от археолога, сами книги, похоже, впечатляли не полностью, и Фиорованти — уже без всякой опоры на Стеллецкого — оказывается хранителем утерянных технических секретов (ср.: «Их в запаянном браслете носил он на левой руке, и разве только с рукой можно было снять этот браслет»), которые экспедиция и вернула человечеству (попутно выяснив, что «товарищ Боб» — русский итальянец — прямой потомок Фиорованти).

В-четвертых, «Подземная Москва» обладает таким заманчивым атрибутом, как, метафорически выражаясь, историческая глубина. Не только книги из царской коллекции очень древние, но и само место столь же древнее. Ссылаясь на совсем ненадежного Иловайского и порой ненадежного Забелина, Мамочкин напоминает: «На каждом шагу мы попираем подземную Москву, этот зачарованный подземный мир, такой далекий от надземной прозы с ее откровенной погоней за рублем. Если бы внезапно Москву — по-японски — встряхнуло землетрясение, мы с вами, --">