Джейми Метцль - Взломать Дарвина: генная инженерия и будущее человечества

из нас – это одноклеточный организм, который пережил 4 миллиарда лет случайных мутаций и чьи предки стабильно опережали своих конкурентов в непрерывной борьбе за выживание. Если ваши предки выживали и размножались, то на свет появлялись вы. Если нет, то вы и не рождались. Кратко это называют дарвинизмом, или теорией эволюции Дарвина. Именно она подвела нас к сегодняшнему дню. Но сейчас меняются сами принципы теории эволюции.

Теперь большая часть мутаций перестанет быть случайной. Она будет запланированной.

Теперь наш отбор перестанет быть естественным. Он станет самоуправляющимся.

Теперь наш вид станет активно управлять процессом эволюции, модифицируя геномы будущих потомков в нечто отличное от текущей версии нас. Другими словами, мы начинаем взламывать Дарвина.

Это невероятная идея с феноменальными последствиями.

Современная версия Homo sapiens никогда не была вершиной эволюции. Это всего лишь остановка в нашем длительном эволюционном маршруте. В будущем мы научимся идеально управлять этим процессом, руководствуясь нашими лучшими побуждениями.

Если мы отправимся на тысячу лет назад, похитим ребенка и перенесем его в современный мир, то это дитя вырастет во взрослого, неотличимого от нас с вами. Но если же мы запрыгнем в машину времени и отправимся на тысячу лет вперед, то ребенок того времени покажется нам генетическим суперчеловеком. Он или она будет умнее и сильнее остальных детей, устойчивее ко многим заболеваниям. Такой ребенок проживет дольше и станет обладателем уникальных генетических признаков, которые сейчас считают характерными для выдающихся людей, например разного типа гениальность, или животных, например сверхразвитое сенсорное восприятие. Кроме того, он или она может быть носителем новых и пока что не встречавшихся у людей и животных генетических признаков, состоящих из тех же строительных блоков, которые создали невероятное разнообразие жизненных форм.

– Вам подойдет категория «Другое»? – прерывает мои размышления девушка.

Делаю глубокий вдох.

– Похоже, это самый подходящий вариант.

– Хм, – хмурится девушка, похоже, разозлившись на мою задумчивость. – И как долго вы планируете хранить материал?

– Почему бы не начать со ста лет? А там уже посмотрим, как пойдет.

Девушка бросает на меня недоверчивый взгляд.

– Извините, сэр, но мы предлагаем услуги хранения только один год, три года и пять лет.

На моем лице явно читается огорчение.

– Этот срок – намного меньше, чем мне нужно.

– Да, но вы всегда можете продлить.

– Многовато продлений выйдет, – говорю я, пожимая плечами. – А как я могу быть уверен в том, что ваша организация проработает все это время?

– Не волнуйтесь. Мы будем работать. Мы только недавно сделали ремонт.

Я сглотнул. Очевидно, что на будущее репродукции мы смотрим по-разному.

– Пожалуйста, присядьте и заполните эти формы, – добавила она, протягивая мне планшет. – Я позову вас, когда врач освободится.

В волнении сажусь в этой белой непримечательной приемной на жесткий пластиковый красный стул и под приторную фоновую музыку начинаю заполнять бланки, параллельно размышляя о том, как дошел до этого состояния. В своих воспоминаниях я дошел до странной череды событий, которая привела меня к настоящей одержимости генной инженерией, способной изменить эволюционную траекторию каждого представителя наших видов, включая и меня самого.

Все началось, когда я работал в Совете национальной безопасности Белого дома во второй срок правления Клинтона. Мой тогдашний начальник, а ныне близкий друг, Ричард Кларк рассказывал всем подряд, что терроризм – это страшная угроза безопасности США и страна должна принять более агрессивные меры, чтобы поймать загадочного террориста Усаму бен Ладена. Когда самолеты врезались в Башни-близнецы 11 сентября, пророческая и ставшая известной записка Дика об Аль-Каиде валялась, нерассмотренная, где-то в корреспонденции Буша.

Дик всегда говорил: если в Вашингтоне все занимаются чем-то одним, то совершенно точно из вида упускается нечто гораздо более важное. Этот урок я хорошо запомнил. После ухода из Белого дома я продолжил размышлять о том, что это были за чрезвычайно важные, упущенные из вида проблемы. Мои мысли возвращались к зарождавшейся тогда революции в области генетики и биотехнологии. Я был занят чтением всего, что мог найти, и поиском умнейших ученых и мировых мыслителей, которые --">