Михаил Григорьевич Любарский , Владимир Иванович Санов - Немые свидетели

изменить почерк. И до известной степени ему это удалось. Хотя «подметное письмо» и было написано Масловым, «эксперты» это не установили.

Заботы каллиграфов

Сколько было школ в экспертизе письма? Какие они? Криминалисты разных стран отвечают на этот вопрос по-разному. Например, крупнейший итальянский эксперт-почерковед Оттоленги говорил, что в экспертизе письма известны три этапа: каллиграфия, графология и приметоописание.

Наши криминалисты в дополнение к перечисленным школам иногда называют еще два направлений в зарубежном почерковедении: графометрию и метод исследования письма по Г. Гроссу.

С конца XVIII века экспертами в суд чаще стали приглашать людей, чья профессия была связана с письмом: преподавателей, секретарей, нотариусов, учителей рисования, писарей и т. д. Мысль была предельно простой и как будто логичной: раз человек постоянно имеет дело с бумагами, то это невольно должно развить в нем наблюдательность и умение читать, распознавать и отгадывать различные почерки. В уголовно-процессуальных кодексах ряда стран появились даже статьи, указывающие, людей каких именно профессий надлежит приглашать экспертами в суд. Увы, наивная логика обошлась людям довольно дорого.

Мастеров чистописания называли каллиграфами, откуда и произошло первое «научное» определение экспертизы письма — каллиграфическая.

Никакой специальной подготовкой для графической идентификации каллиграфы, конечно, не обладали. Большинству из них довелось выступать в качестве эксперта всего лишь несколько раз. Такой «специалист» не мог, естественно, похвастаться каким бы то ни было опытом в экспертизе документов.

Вот он стоит перед судом, растерянный и смущенный. До этого он сидел с документами, рассматривал каждую буковку, стараясь отыскать в заподозренном документе похожую на нее, изучал расположение текста на бумаге, высчитывал, сколько строк умещается на определенном размере листа и т. д. Сейчас, «перед аудиторией», в голове у него полнейший сумбур. Он обязан держаться с уверенностью знатока, но ведь ему-то самому ясно, что он, в сущности, так и не знает, где и в чем истина… Так себя вел честный эксперт; другие поступали проще: решив заранее, что такой-то виновен, а такой-то нет, они всю «аргументацию» обращали против него. Каллиграф приводит свои подсчеты, ждет наводящих вопросов, чтобы по их тону и направлению сориентироваться, куда склоняются сами судьи. Наконец — о радость! — ему кажется, будто он понял, что от него требуется, он принимает решение и подписывает свой вывод.

Кое-кому из каллиграфов приходилось выступать на суде довольно часто. Со временем у них вырабатывались некоторые практические профессиональные навыки. Теории же не существовало и в помине.

«Отсутствие какой бы то ни было научной базы, — писал крупнейший советский специалист по истории криминалистики профессор Н. В. Терзиев, — примитивность техники, произвольность и путаность терминологии, слабость аргументации — вот характерные черты деятельности каллиграфов в качестве экспертов по судебному исследованию письма.

В XVII–XIX веках каллиграфы скомпрометировали себя ошибочными заключениями в ряде громких процессов».

В результате суды стали с величайшим недоверием относиться к графической идентификации.

Трагикомическая история

В России сличением и распознаванием почерка занимались учителя чистописания, типографские наборщики, всевозможные писцы или чиновники. Считалось, что они вполне могут дать заключение, от которого нередко зависела судьба человека.

Вот типичный образчик:

«Протокол № 65. 1907 года июня 22 дня в гор. Калуге я, отдельного корпуса жандармов ротмистр Дурново, в присутствии нижеподписавшихся понятых, чрез эксперта неклассного художника живописи Григория Федоровича Пшика, произвел сличение почерков, коими написаны следующие документы…

При производстве сличения заключено как по общему характеру письма всех предъявленных экспертизе документов, так и по безусловному сходству начертания отдельных букв „Г“, „Д“, „д“, „а“, „ж“, „я“ и „И“, что все означенные документы писаны одной и той же рукой».

В Петербурге в конце прошлого века жил издатель Добродеев. Он издавал имевший довольно широкое --">