Труды Государственного музея истории религии - Труды Государственного музея истории религии. Выпуск 8

являются локусы, чье экзистенциальное значение не предполагалось при планировании маршрута паломничества. Эти локусы — условно мифические — обнаруживаются паломником или паломническим сообществом внезапно, иногда путем своего рода озарения, ментально-образной «вспышки», а иногда, возможно, с помощью ментально-логических конструкций и реконструкций, призванных насытить, уменьшить сакрально-мифологическую «пустоту» пространственных промежутков между традиционными и хорошо воспроизводящимися в коллективной культурной памяти сакральными локусами.

Понятие и образ паломничества в рамках геономического / образно-географического подхода могут интерпретироваться гораздо шире, нежели в традиционных исследовательских (исторических, философских, психологических, теологических) подходах. Так, паломничеством может считаться не только путешествие, связанное с теми или иными религиозными установками, целями и практиками, но и любое путешествие, ориентированное экзистенциально-географически на достижение не только уже известных сакральных локусов, причем локусов не обязательно религиозного происхождения — это могут быть места рождения и жизни каких-либо выдающихся личностей, места важнейших исторических событий или загадочных явлений, условные пространства действия в тех или иных литературных произведениях и т.д.^[9] Следует отметить, что в нашем толковании образ паломничества изначально, генетически опирается на безусловную ментальную возможность путешественника / путешествующего / паломника расширять первоначально предполагавшееся экзистенциальное пространство паломничества за счет конструирования новых знаковых мест. Иначе говоря, паломничество — это путешествие, самовоспроизводящее сакральные и мифические пространства, места и ландшафты; путешествие, обеспечивающее само по себе возможности новых, ранее неизвестных паломнику путешествий; своего рода — метапутешествие, в котором традиционное географическое пространство уже заранее ставится в контекст экзистенциальных пространств и экзистенциально-географических образов.

Как же происходит создание новых сакральных локусов и ментальное построение все новых и новых экзистенциально-географических образов, постоянно меняющих образно-географическую карту в ходе паломничества? По всей видимости, один из главных когнитивных ресурсов конструирования новых экзистенциально-географических образов — это наложение важнейших топосов внутренних, ментальных пространств^[10] паломников на конкретный географический маршрут самого паломничества. Подобные процессы происходят или абсолютно интуитивно, исключительно благодаря душевным / духовным индивидуальным и групповым озарениям и видениям, или, наоборот, чисто автоматически, исходя из неких четких логических критериев (например, условное внешнее ландшафтно-географическое сходство внутреннего мнемотопа паломника / группы паломников с реальным, действительным местом, которое он проходит).

Предположительно определенный промежуточный ментальный продукт, своего рода образно-географическая «куколка», из которой немного позднее получается экзистенциально-географический «образ-бабочка»,— это локальный миф, локальная «обосновывающая история», позволяющая по-настоящему понять, почему паломник оказался именно в этом месте, и что ему здесь нужно^[11]. Локальные мифы как бы поддерживают общее сакрально-географическое пространство паломника и паломничества, они — «несущие конструкции» в постоянно меняющемся облике строящегося и перестраивающегося на ходу «здания» — системы экзистенциально-географических образов, две основные психологические функции которых состоят в поддержании душевного / духовного равновесия паломника в ходе достижения святыни и «вписывании» заранее ожидаемых сакральных переживаний по достижению сакральной цели в уже готовые ментальные «ячейки», фреймы расширенного экзистенциально-географического пространства. Закономерности и особенности формирования локальных мифов, в том числе в процессе паломничества, требуют отдельного подробного исследования, однако в плане феноменологической аксиоматики совершенно ясно, что сакральные когнитивно-географические контексты^[12] паломничества как бы диктуют выстраивание творимых паломником локальных мифов в единую нарративную «цепочку», в которой типологически --">