Натан Яковлевич Эйдельман - «Быть может за хребтом Кавказа»

прямые потомки Фаддея Венедиктовича. В 1941–1944 гг. в оккупированном Таллине кипами булгаринских бумаг, говорят, долго растапливали печи в одном из домов (а в булгаринском архиве, без сомнения, были тексты о Пушкине, Грибоедове, декабристах; возможно, и подлинные их материалы).

(обратно)

23

Вопрос о сознательной «подмене автора», о стремлении Тынянова понять жизненные планы, трагедию Грибоедова, присматриваясь и к его отношениям с Булгариным, — все это вызвало несколько лет назад небольшую (устную) дискуссию, стимулированную автором данной работы. Резюме высказанных мнений насчет замены Катенина Булгариным таково:

Л. (историк): Тынянов понадеялся на память, не проверил — это бывает.

Ч. (филолог), С. (физик): Смешно даже подумать, что Тынянов мог перепутать: он, можно сказать, наизусть знал грибоедовское наследие (увы, не слишком большое).

К тому же письмо с арабской строчкой, выделяющееся из других! Ведь, когда дело дошло до типографии, Юрию Николаевичу надо было отнести, показать, объяснить: «Вот эту строчку снимите факсимильно». Тут приходилось все время обращаться к собранию сочинений Грибоедова, регулярно просматривать письмо Катенину.

Вероятность тыняновской ошибки примерно такова как если б он написал: «Я помню чудное мгновенье… (Лермонтов)».

Филолог В. Тынянов все-таки забыл, потому что очень хотел забыть! Во всей переписке Грибоедова с Булгариным, как видно, не нашлось столь подходящих строк — и чтобы Восток в них был, и о дружбе, и о несчастье… Такие строки нашлись только в письме к Катенину. Тынянов, однажды это заметив, может быть, решил, что они уж очень подходят, после думал о них как о художественном выражении своей мысли: Катенин в романе не появляется, и, если бы под эпиграфом стояло: «Грибоедов. Из письма к Катенину», выстрел был бы слабее во много раз. Зато как звучит — «к Булгарину!»… Очень желаемое незаметно, не в памяти, а в художественном мышлении автора, перешло в действительное. И вообще, отлично зная, кому писано, Тынянов при «изготовлении» эпиграфа об этом знать не хотел, а потому — не знал, забыл.

Автор (возражая филологу В.): После первой публикации романа Тынянов прожил более 15 лет. За это время «Смерть Вазир-Мухтара» переиздавалась шесть раз. Было время самому автору заметить ошибку (разные издания романа имеют вообще ряд отличий), но Тынянов не счел нужным заметить. Было время и у квалифицированных читателей обнаружить подмену Катенина Булгариным. В архиве Тынянова сохранилось письмо И. Ю. Крачковского от 27 января 1930 г., где востоковед благодарил Тынянова за присылку второго издания «Смерти Вазир-Мухтара» (сообщено автору Е. А. Тоддесом). К сожалению, из переписки Крачковского с Тыняновым больше пока ничего не обнаружилось, и мы вольны гадать, как автор «Вазир-Мухтара» обосновывал свой эпиграф; но Крачковский был, кажется, недоволен; в 1941 г. всезнающий академик собрал многочисленные обращения к аль-Мутанабби позднейших авторов [Крачковский, т. II, с. 548–562]. Грибоедов, разумеется, упомянут, Леонид Леонов тоже, о Тынянове же — ни слова; Крачковского, по всей видимости, смутила тыняновская переадресовка известного письма.

Крачковский заметил: было время и у других коллег обнаружить, написать, позвонить, может быть, упрекнуть Тынянова. У меня нет сомнений, что коллеги отозвались, да Юрий Николаевич все равно ничего в эпиграфе не переменил бы, следуя законам не научным, а художественным (подробнее о дискуссии см.: Знание — сила. 1982, № 6, с. 25–26).

(обратно)

24

Некоторые пометы, связанные с первой редакцией, особенно сделанные карандашом (позже полустершиеся), требуют дополнительной экспертизы.

(обратно)

25

11 апреля 1835 г. беловая рукопись представлена Николаю I [Левкович, с. 5]; автограф пушкинского предисловия сопровождается датой 16 сентября, а цензурное разрешение — 28 сентября 1835 г. [П., т. VIII, с. 1064].

(обратно)

26

У ездока, наездника лихого,

          Был Конь,

          Какого

И в табунах степных не редкость поискать…

          Какая стать!

    И рост, и красота, и сила!

Так щедро всем его природа наградила…

Как он прекрасен был с наездником в боях!

Как смело в пропасть шел и выносил в горах.

Но, с смертью ездока, достался Конь другому

    Наезднику, да на беду — плохому.

Тот приказал его в конюшню

--">