Татьяна Борисовна Лукинова - Лексика славянского язычества

небо, слово, коло (небо — место обитания богов, по небу проходит свой ежедневный путь животворное солнце и проплывают тучи, несущие влагу нивам; слово издавна наделялось магической силой; разного рода ритуалы и обряды сопровождались молитвами, заклинаниями, заговорами; с верой в магию слова связано табуирование; следует упомянуть и о том, что слово имело в древности значение более широкое, чем лат. verbum, оно ближе многозначному греч. λόγος; коло (колесо) выполняло не только важную хозяйственную функцию, но и издавна было символом солнца, круг (коло) чертили, чтобы предохранить себя от действия враждебных сил и т. п.).

Чудо, *kudo (ср. рус. кудесник, кудесить и под.), диво — связь семантики этих слов с верованиями очевидна; дерево — этнография свидетельствует о культе деревьев как составной части древнейших растительных культов (в языке следом поклонения деревьям может быть этимология слова здоров — праслав. *sъdorvъ с реконструируемым первоначальным значением ‛из хорошего дерева’). Для слов тело, удо, око, ухо и других анатомических терминов с формантом ‑s можно предположить связь с жертвоприношениями и ритуальным расчленением тела.

Как s-основа могло выступать и порядковое числительное *pьrvъ; объяснение этому следует искать, по-видимому, в том известном факте, что первому снопу при уборке урожая, первому приплоду у домашних животных, первому ребенку в семье придавалось особое значение, они были объектами определенных ритуалов, их могли приносить в жертву.

Таким образом, обзор семантики славянских s-основ с особым вниманием к некоторым семантическим нюансам и с учетом свидетельств, представляемых этнографией, позволяет видеть в них не только четко очерченную грамматическую (морфологическую), но и лексико-семантическую группу.

Детальное обследование в аналогичном плане n-основ также может привести к интересным результатам. В частности, в древнейших основах среднего рода на ‑men (типа племя — племени, имя — имени) просматривается некий общий семантический сегмент, имеющий отношение к рождению ребенка и, возможно, соответствующим этому событию древним ритуалам.

* * *

В изучении лексики, связанной с язычеством, есть свои трудности и притом трудности серьезные. Не случайно В. Н. Топоров писал об «ощущении тупика, знакомом многим исследователям, работающим в этой области»^[5]. К числу таких трудностей можно отнести уже само выделение слов, так или иначе входящих в сферу славянского язычества. Лишь сравнительно немногие слова непосредственно отражают «языческие» понятия: рус. навь, русалка, домовой, водяной, волхвовать и под.; больше таких, которые сейчас в сознании говорящих на том или ином славянском языке не ассоциируются с языческой древностью, и лишь этимология этих слов обнаруживает, что когда-то они входили в круг соответствующих понятий (как рус. хороший, врач, бабочка, укр. дідько, кувати, треба и некоторые др.). Можно с уверенностью утверждать, что еще немалое количество подобных слов, до сих пор не имеющих достоверной этимологии, ждет своих исследователей. Однако пока этимологизирование будет базироваться только на лингвистическом материале, трудно ожидать больших успехов, тогда как широкое использование данных родственных гуманитарных дисциплин способно дать серьезный импульс дальнейшему развитию сравнительно-исторической лексикологии.

Как много может почерпнуть этимолог из этнографии, можно проиллюстрировать на примере рассмотрения гнезд таких, казалось бы, давно всесторонне разработанных слов, как термины родства, в частности слова баба и дед. Оба слова во всех славянских языках обросли большим числом производных образований. Относительно слова баба в польском языке автор, например, «Słownika rzeczy starożytnych» отмечал: «Żaden wyraz w języku polskim niema tylu znaczeń różnorodnych ile baba i babka»^[6]. Семантика этих производных чрезвычайно пестра и разнообразна: здесь названия и растений, и живых существ (в частности, насекомых), и кушаний, и предметов, относящихся к сельскому хозяйству или быту, есть даже названия облаков и туч. Разобраться во всем этом многообразии, найти мотивацию для каждого слова, исходя только из того, что представляет языковой материал, невозможно. Даже такой маститый исследователь, как М. Фасмер, этимологизируя название растения дедо́к ‛лопух, репейник’ прямолинейно толкует: «дедо́к… от дед — из-за колючек, которые напоминают небритую бороду старика»^[7]. Но --">