Ксения Григорьевна Мяло - Россия и последние войны ХХ века

иных целей в «холодной войне», кроме как организовать вместе с СССР-Россией мирный кондоминиум — если не всепланетный, то, по меньшей мере, всеевропейский. Нет, о таком кондоминиуме речь могла идти лишь на пике советской мощи, и в определенной мере его-то и устанавливали Ялтинские и Потсдамские соглашения. Но упадок этой мощи — вначале именно в сфере духовной, а не в военной, что нашло выражение в бессмысленной формуле «вхождения в мировое сообщество» ^[8], конечно же, выбил всякую почву из-под идеи кондоминиума. Зато с тем большей силой зазвучали на Западе речи о победе — о ней, а не о каком-то равноправном партнерстве ^[9], с иллюзиями которого все еще не в силах расстаться отечественные либералы-западники. Вехами же на пути к этой победе как раз и стали и объединение Германии на условиях Запада, и Парижская хартия 1990 года, которую Бжезинский называет именно актом капитуляции СССР в «холодной войне». А в 1992 году он уже назвал Россию «побежденной страной».

И Ельцин, заявивший на одной из встреч с американским президентом: «Мы вместе победили в «холодной войне»», был просто смешон, ибо в США никто и не думал скрывать ни того, о чьей победе идет речь, ни роли специфических организаций и приемов в достижении этой победы. Именно так — «Victory» назвал свою книгу бывший сотрудник ЦРУ Питер Швейцер, сформулировав проблему с подкупающей откровенностью: «Изучать крах Советского Союза вне американской политики почти равносильно расследованию внезапной, неожиданной и загадочной смерти без учета возможности убийства или, по крайней мере, изучения связанных с ним обстоятельств».

И он же цитирует шефа ЦРУ Джеймса Вулси, который заявил, вступая в должность: «Да, это мы прикончили Гигантского Дракона!» Тот же Вулси воздал должное и внутренней «пятой колонне», действовавшей в СССР: «Мы и наши союзники вместе с демократами России и других государств бывшего советского блока одержали победу в «холодной войне»».

И еще 8 января 1993 года Дж. Буш при посещении штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли особо подчеркнул заслуги данного ведомства в «преображении страны, из которой он только что вернулся», то есть России.

Разумеется, на фоне такой откровенности ^[10] и при ретроспективном обзоре событий встает вопрос, где же был при этом вездесущий, как думали, КГБ; и хотя эта проблема еще ждет своего исследователя, ниже я затрону некоторые ее аспекты. А сейчас не могу не упомянуть, что, по словам В. Пруссакова, несколько лет назад в американских газетах появилась «любопытная информация относительно того, что пресловутая «перестройка» в течение длительного времени разрабатывалась на Лубянке и в конце концов была одобрена… в Лэнгли» ^[11].

Но если Буш благодарил Лэнгли в 1993 году, то один из шефов ЦРУ, Роберт Гейтc, прибыв в Москву в августе 1991 года, сразу же после поражения ГКЧП, прошелся по Красной площади с открытой бутылкой шампанского в руках, пояснив: «Я совершаю свой индивидуальный парад победы…» А по мнению Бжезинского, как я уже говорила выше, капитуляция СССР состоялась в 1990 году в Париже, и в 1994 году он довольно подробно развил эту свою мысль:

«…«Холодная война» окончилась победой одной стороны и поражением другой. Как и при окончании других войн, имеет место ярко выраженный момент капитуляции. Этот момент настал в Париже 19 ноября 1990 года. На совещании, которое было отмечено внешними проявлениями дружбы, предназначенными для маскировки действительности ^[12], Михаил Горбачев, который руководил Советским Союзом на финальных этапах «холодной войны», принял условия победителей, то есть Запада».

А затем говорится нечто принципиально важное для понимания всего последующего ^[13] хода событий и, особенно, природы локальных войн, развернувшихся по периметру бывшего СССР, то есть исторической России, а теперь уже перенесенных и на территорию нынешней Российской Федерации ^[14]. Итак: «Последствия «холодной войны» ставят перед Западом повестку дня, которая ошеломляет: Ее суть состоит в обеспечении того, чтобы распад Советского Союза стал и прочным концом Российской империи» ^[15].

Почти синхронно и в унисон, притом еще более резко, высказался Генри Киссинджер*: «Я предпочту в России хаос и гражданскую войну тенденции воссоединения ее народов в единое, крепкое, централизованное государство» ^[16].

Ссылка Бжезинского на Парижскую хартию особенно интересна в свете итогов --">