Жорж Дюби - Европа в средние века

Рейном, за Северным морем. В конце концов она охватывает и поглощает все. Здесь и там островками выделяются поляны, теснятся лачуги крестьян, деревни, окруженные садами, откуда поступает основная часть продуктов; поля, родящие мало, несмотря на то, что земле дают подолгу отдыхать под паром; и повсюду вокруг — нескончаемые просторы, где царит охота, сбор диких растений, где вольно пасется домашний скот. Изредка встречаются города. Чаще всего это остатки римских поселений; перелицованные античные памятники превращены в церкви или крепости; в них живут священники и воины, а также обслуживающий их простой люд, чьими руками производится оружие, металлическая монета, украшения — все необходимые символы и орудия могущества. И все пространство испещрено переплетающимися следами передвижения людей. Странствуют все: паломники и торговцы вразнос, искатели приключений, странствующие работники, бродяги. Подвижность населения, живущего в такой бедности, просто удивительна.

Население это постоянно голодает. Каждое посеянное хлебное зерно дает урожай сам-третей, в самые лучшие годы — сам-четверт. Это настоящая нищета. Одна забота — пережить зиму, дотянуть до весны, до той поры, когда можно будет, блуждая по болотам и кустарникам, добывать пищу в природной стихии: ставить капканы, растягивать сети, собирать ягоды, травы, коренья, обманывая свой голод. Этот мир, кажущийся безлюдным, в действительности перенаселен. В течение трех веков после того как схлынули гигантские волны эпидемий чумы, опустошавших в эпоху раннего Средневековья весь западный мир, население постепенно росло. Этот рост усиливался по мере того как исчезало рабство — настоящее, античное рабовладение. Пока еще сохраняется некоторое количество несвободных людей, мужчин и женщин, принадлежащих хозяину, который может их продать или подарить и которому они должны во всем подчиняться. Однако их уже не содержат как каторжников. Их хозяева, заботясь о воспроизводстве рабочей силы, позволяют им обосноваться на земле, и они живут своим хозяйством. Число их растет. Чтобы прокормить своих детей, им приходится осваивать новые земли, расширять имеющиеся или распахивать новые участки в безлюдных местах. Наступление на природу началось, однако ведется оно пока несмело: его орудия смехотворны, к тому же еще сохраняется некоторое почтение к нетронутой природе, удерживающее от чересчур стремительных атак на нее. Бездонная энергия водных потоков, неисчерпаемое плодородие доброй земли с глубоким почвенным слоем, отдыхавшим многие века после отката римской аграрной колонизации, — все доступно, стоит лишь протянуть руку. Доступен весь мир.

Какой мир? Люди того времени, люди высокой культуры, люди мыслящие, черпавшие свои познания в книгах, представляли Землю плоской — в виде огромного диска, поддерживающего небесный свод и окруженного океаном. Край земли теряется во мраке. Он населен чудными племенами — одноногими людьми, людьми-волками. Рассказывали, что время от времени как из-под земли возникают их страшные полчища, предвещая приход Антихриста. В самом деле, христианский мир подвергался набегам венгров, сарацинов и пришельцев с Севера — норманнов. Это были последние вторжения в истории Европы. В тысячном году она еще не вполне оправилась после этих нашествий, и вызванная ими мощная волна страха еще не успокоилась. Натиск язычников приводил к отступлению. Христианство и те хрупкие, изысканные, почитаемые культурные формы, в которые оно воплотилось в эпоху Поздней Империи: латинский язык, музыка, знание чисел, искусство строительства каменных сооружений — как бы затаились в подземелье, пока не решаясь выйти из крипт. Монахов, построивших крипту в Турню, вторг-шиеся норманны постоянно теснили вглубь страны — от океанского побережья, от Нуармутье, в сердце Бургундии, где они, наконец, оставили их в покое.

В этом плоском, круглом, окруженном всяческими ужасами мире есть центр. Это Иерусалим. Все взоры с надеждой обращены к тому месту, где Христос принял смерть и вознесся на небо. Между тем в тысячном году Иерусалим пребывает в плену, удерживается неверными. Мир, во всяком случае известная западноевропейцам его часть, расколот на три области: здесь господствует Ислам, царство зла; там, в Византии, царит полузло: конечно, это христианский мир, но чужой, говорящий по-гречески, а потому вызывающий недоверие, к тому же постепенно скатывающийся к расколу; наконец, --">