Александр Николаевич Несмеянов - На качелях XX века

образование в Петровской лесной академии (ныне Тимирязевская сельскохозяйственная академия) в Москве. Его жена Антонина Иосифовна, в девичестве Осинская (фото 5), была сиротой — приемной дочерью Осинских; она была чистокровной полькой. Моя мать — старшая из их детей — родилась в Москве, во время студенчества деда. По окончании академии он получил назначение в Киржачское лесничество и прожил в Киржаче всю свою недолгую жизнь. В Киржаче же родились и другие его дети, сестры и братья моей матери, в порядке старшинства — Варвара, Владимир, Наталья и Ольга, которая была старше меня лишь на четыре года и долгое время была подругой моего детства.

Первые годы замужества бабушка моя не говорила по-русски, и в семье язык был польский, так что первый язык моей матери был польский, который вскоре был заменен на русский, а польский был начисто забыт ею. Да и бабушка, прожив десятки лет в русском окружении, почти забыла разговорный польский язык, хотя еще читала иногда по-польски и сохранила в произношении польское «л», похожее на «у», передав его из детей одной Наталье. Брак Данилы Антоновича и Антонины Иосифовны Рудницких был результатом страстной любви. Жизнь их, однако, не назовешь счастливой.

Приехав в Киржач и начав лесоустроительные работы в казенных и частновладельческих лесах, Данила Антонович зарекомендовал себя дельным работником, и много лет спустя приходилось слышать, что он лесоустройством своим оставил по себе хорошую славу. Материальные условия жизни, несмотря на растущую семью, были бы неплохи, если бы не особенности деда, о которых ниже. Так, через десяток лет он смог купить у купца Стукачева тот дом, в котором он сначала снимал квартиру (это было в 90-х годах). Этот дом и до сих пор принадлежит наследникам бабушки, и с ним у меня связано много детских воспоминаний.

Однако дед оказался плохим семьянином — деспотом, кутилой, любителем собрать у себя и угостить разношерстную компанию, вне зависимости от наличия в доме денег. Бабушка была существом кротким, любящим и подчиненным. Кроме того, у деда был широкий размах, покупал он все, что приходилось, — керосиновые лампы, люстры, даже экипажи в массовом количестве, не сообразуясь с надобностью. С детьми был строг и заставлял их (отнюдь не в педагогических целях) чертить свои лесоустроительные планы. По-видимому, он мало интересовался личностями своих детей. Был он также домашним изобретателем, не чужд был химии, и это именно в его сарае, роясь в старых книгах году в 1912, я нашел учебник химии Рихтера^[13], сыгравший в моей жизни существенную роль. Изобретал он что-то относящееся к огнестрельному оружию, не то ружье, не то порох — изобретательство, окончившееся взрывом.

Умер дед году в 1904 или 1905, так что я, хотя и помню его, но как бы сквозь дымку, лишь немногие моменты. В семье он оставил недобрую память, и мама моя часто в меня вглядывалась с боязнью обнаружить сходство со своим отцом. Кутила и тиран из меня не вышел, а в химии какие-то точки соприкосновения, по-видимому, обнаружились. Мне кажется, что и во внешности, особенно когда я стал толстеть и лысеть, выявилось отдаленное сходство (сужу по портрету). Но вообще я похож на свою мать. Отец мой, которому ничто не было так чуждо, как легковесное осуждение кого бы то ни было, припоминал в порядке курьеза, а не осуждения, как Данила Антонович ему говорил в порыве дружеской откровенности: «Какие мы мужчины благородные! Сколько мы народу кормим!» Этот толстый, лысый, с опущенными усами, среднего роста человек с типичной наружностью славянина с родины Короленко умер, не дожив до 50 лет.

После смерти мужа бабушке пришлось работать. Она получила место кастелянши (ведающей бельем) в Киржачской городской больнице и долгие годы работала там. Всю свою любовь она перенесла на своих пятерых детей, особенно на старшую — мою мать, и младшую — Ольгу. Крохи перепадали и нам внучатам. Начиная примерно с 1908 г. бабушка жила в своем доме одиноко — старшие дочери Людмила и Варвара были замужем и жили вне Киржача, Владимир, став студентом МГУ, лишь в старости вернулся на жительство в отчий дом, Наталью и Ольгу удалось устроить в московские институты «для благородных девиц». Лишь летом дом оживал: и дети, и появившиеся внуки съезжались в Киржач.

Что же представляла собою моя бабушка — в пожилом возрасте маленькая женщина с несколько расплывшейся фигурой, с точеными чертами смуглого лица, освещенного --">