дьякон Федор Иванов - Послание из Пустозерска к сыну Максиму и прочим сродникам и братиям по вере

стужати Христу-свету, и от горести з досадою глаголати, яко вскую попусти последнюю обитель разорити и осквернити, — и бия рукама своима в перси и о постелю свою от зелныя жалости: презрел мя еси, Господи, — глаголаше, — и не хощу уже впредь просити у тебе ни о чем, ни псалмов пети, токмо едино: создавый мя, помилуй мя, глаголати, буди воля твоя! А прежнее прошение и забыл в то время, еже просих полезнаго спасения о обители той святой. И еже тамо разделение междоусобное бысть, того аз и не ведах. И видя се, святый ангел мой хранитель смущен на мя зело окаяннаго, и начат плакати, ходя окресть темницы моея, и ко мне припадати сквозе стены умилно в день. И глас его слышу песнотворец некако, и тонок и светел, а лица его не видех: понеже бесплотен есть. И посем ужас нападе на мя от плача того. И зазрех аз себе в том, яко недобре пререкую Господеви, и падох на землю пред Богом, и начах каятися о том. И хранитель мой свет ангел умолче от сетования своего. И того лета прислано к нам в Пусто-озерье в сылку Соловецкаго монастыря того десят человек трудников, и от них уразумехом, яко велико нестроение и крамола стала быть тамо междоусобная, и того ради предал Господь их в руки врагом, да овых венчал, а овых смирил и наказал. Тогоже монастыря чернец Феоктист некто перекинулся к Мещерскому Ивану в полк, и указал тайное окно на стене, и ту пусти врагов обстоящих. И тако предал им святую ту обитель свой враг. И мерзость запустения ста ту на месте святом до времяни своего.

Да еще преже сего, после казни вскоре, молил Христа — света, да явит ми: будет ли никониянской прелести разрушение и конец потребления? И показано ми сице о том. На пустом месте стоит погреб зело велик, яко 15 сажен, и глубок, подобен аду; и полон бысть погреб адской меду сырцу, и роздан уже весь в мір той лестный мед, остался токмо един угол уже. И на нем стоит, яко на глине, сам Никон во единой свитке балахонной, и на главе его колпаченко худо, яко на кабацком ярышке, и своима рукама раздает мед той, — не в сосудех стоит ту, но тако лежит, яко глина. И посем с небес от Бога гнев послася велик на всех людей тех, кои приимали мед той от Никона, — начат падати свыше на них яко скалы черныя со огнем, и вси людие возмутишася от того зело. И се конец тому видению. Разсуждай всяк сам. И потом паки еще просих у Спаса своего о том же, и показано сице еще: видех поле некое темно, и жаб исполнено бысть, и жабы те все изомроша и исхоша, яко листвие, и бегаю по них и топую ногама. И се конец тому. А что будет? — не вем.

И посем аз о клятвах сумневахся и сетовах некогда. В пост Филипов отпех заутреню рано, и повалихся на скамейку, и начах размышляти в себе, глаголя: что се, Господи, будет? тамо, на Москве, клятвы вси власти налагают на мя за старую веру и на прочих верных, и зде у нас между собою стали клятвы и свои друзи мене проклинают за несогласие с ними в вере же, во многих догматех, болши и никониянских! И егда размышляющу ми о сих всех, абие внезапу глас бысть, яко гром, во узилищи нашем. И яко войско велико аггелов, или святых прииде, — не видех лиц их, — и начаша согласно вси глаголати во едино слово, яко мнози ученицы у мастера, псаломское оно слово: оскверниша завет его, разделишася от гнева лица его. И многажды се слово возглашаху они, и престаша. И паки начаша второе слово возглашати посем псаломское же, сие оное: истинною твоею потреби их. К Богу вопияху на противящихся истинне божии. И сию речь многажды же глаголаху соборне. И посем ино не бысть ничтоже. И мне грешному дано гласы те слышати, а не сказано ничтоже, на ково они те слова пояху, — на никониян ли, или на нас, или мене научаху внешних и внутренних противных врагов тою молитвою потребляти. И в недоумении бых великом о том. И своим клевретом сказах о том, — и они обругали то, и в смех поставили, и не умилилися нимало.

А распри со мною у них много было зело, и брани и клятвы друг з другом о многих догматех великих сих. Они убо, протопоп Аввакум и поп Лазарь, начали Троицу на трех престолех исповедовати, и трибожну, и трисущну глаголют; и в трех лицах потри состава глаголет Лазарь; а Христа четверта Бога глаголют быти и на четвертом престоле седяща, и самого существа божественнаго в нем не исповедуют, но силу и благодать от сыновни ипостаси излияшуюся в девицу глаголют, а самоеде существо сыновне и Духа Святаго с неба на землю никогда не сходит, но сила и благодать посылается. Дух Свят не сам же сходит(л) в пятдесятницу, глаголют.

--">