Карлос Сезар Арана Кастанеда - Огонь изнутри

поскольку в 1723 году претерпела коренное изменение. Его причиной явилось внешнее воздействие, которое очень сильно нас затронуло и безжалостно, неумолимо изменило наш курс. О том, что это было за событие, дон Хуан говорить не захотел. Он только отметил, что именно тот момент принято считать новым началом линии. И восемь нагуалей, возглавлявших ее после этого, существенно отличались от шести, бывших до них.

У дона Хуана в тот день были какие-то дела, поэтому я не видел его практически до полудня. Тем временем в городе появились трое из его учеников — Паблито, Нестор и Ла Горда. Они ездили по магазинам, покупая инструменты и материалы для столярной мастерской Паблито. Я присоединился к ним и помогал им, пока они не покончили с делом. Затем мы все вместе отправились в гостиницу.

Мы сидели и разговаривали у меня в номере, когда появился дон Хуан. Он сообщил, что после обеда мы уезжаем, но прежде он намерен кое о чем переговорить со мной наедине. Он назначил всем встречу в ресторане и сказал, что до этого мы с ним вдвоем прогуляемся по центральной площади.

Паблито с Нестором встали и вышли, сославшись на дела, которые им нужно сделать до нашей встречи. Лицо Ла Горды выражало крайнее недовольство.

— О чем это вы там собираетесь разговаривать? — выпалила она, но тут же захихикала, поняв, что погорячилась. Дон Хуан странно взглянул на нее, но не произнес ни слова.

Несколько ободренная его молчанием, Ла Горда заметила, что мы могли бы взять ее с собой. Она заверила нас, что ни в малейшей степени не собирается нам мешать.

— Нисколько в этом ни сомневаюсь, — ответил дон Хуан, — однако, видишь ли, дело в том, что я намерен говорить именно с ним и действительно не хочу, чтобы ты слышала хоть слово из нашей беседы.

Ла Горда пришла в ярость, и это было очевидно. Она вспыхнула, а когда мы с доном Хуаном выходили из номера, лицо ее мгновенно исказила гримаса напряжения и беспокойства. Рот ее был полуоткрыт, губы пересохли.

Настроение Ла Горды меня весьма обеспокоило. Возникло явственное ощущение дискомфорта. Я ничего не сказал по этому поводу, но от внимания дона Хуана мое состояние, похоже, не ускользнуло, и он неожиданно произнес:

— Знаешь, а ведь ты должен денно и нощно благодарить Ла Горду. Она помогает тебе разрушить твою самозначительность^[2]. Ла Горда в твоей жизни исполняет роль мелкого тирана, однако до тебя это пока что не дошло.

Мы прогуливались вокруг площади, пока вся моя нервозность не улетучилась. Затем опять сели на любимую скамейку дона Хуана.

— На самом деле древним видящим удивительно повезло, — начал дон Хуан, — ведь у них было предостаточно времени на то, чтобы научиться замечательным вещам. Уверяю тебя, они владели знанием о таких чудесах, которые нам сегодня невозможно себе даже вообразить.

— Но кто их всему этому научил? — спросил я.

— Никто. Они научились всему самостоятельно посредством видения, — ответил он. — Львиная доля всего, что известно нашей линии, была обнаружена ими. Древние видящие допускали ошибки. Новые видящие эти ошибки исправили. Но корни всего, что мы знаем и делаем, уходят далеко в глубины времен древних толтеков. И он объяснил, что имеется в виду.

— Одна из наиболее простых и в то же время наиболее важных с точки зрения обучения находок древних видящих заключалась в том, что они обнаружили: человек обладает двумя типами осознания. Древние видящие назвали их правой и левой сторонами человека.

— Они также обнаружили, — продолжал дон Хуан, — что наилучшим способом обучения их знанию является обучение в состоянии, когда восприятие ученика сдвинуто влево, то есть когда ученик находится в состоянии повышенного осознания. Именно в этом состоянии происходит реальное обучение. Древним видящим отдавали в науку совсем маленьких детей, поэтому их ученики не знали иного образа жизни. Когда они вырастали, то, в свою очередь, брали в ученики маленьких детей. Можно только вообразить те вещи, которые они должны были раскрыть в своих сдвигах вправо и влево, после веков подобного вида сосредоточения.

Я заметил, что меня эти сдвиги приводят в глубокое замешательство. Дон Хуан сказал, что мой опыт был таким же, как и его собственный. Его бенефактору — нагуалю Хулиану — удалось сформировать в нем глубочайший раскол, сдвигая его восприятие туда и обратно — из одного типа осознания в другой. Настолько разительным был контраст между --">