Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан - К язычникам

среди нас есть и такие. Но для защиты нашего имени достаточно было бы и того, чтобы не все мы были таковы, чтобы не большинство нас было таково. На всяком теле, будь оно сколь угодно беспорочно и чисто, непременно появится родимое пятно, вырастет бородавка, высьшят веснушки. Самая ясная погода не очищает небо настолько, чтобы на нем не осталось ни клочка облака. Пускай даже на лбу, наиболее бросающейся в глаза части тела, появилось небольшое пятно, но ведь все остальное в целом остается чистым. И небольшое зло является свидетельством доброты всего остального. Поэтому, утверждая, что некоторые из нас плохи, вы тем самым доказываете, что не все христиане таковы. Произведите тщательное следствие над нашей сектой, которой приписываются различные пороки. Когда кто-либо из нас оказывается неправ, то вы же сами говорите: почему он не отдает долга, когда христиане бескорыстны? Почему он жесток, когда христиане мягкосердечны? Конечно, вы этим свидетельствуете, что христиане не таковы, ведь вы упрекаете этих людей как раз в том, что они, будучи христианами, таковы.

Велико различие между преступлением и именем, между мнением и истиной. В самой природе имени заложено различие между названием вещи и ее существованием (dici et esse). Так, сколько людей носят имя философов, хоть и не исполняют закона философии? Все люди называются по имени своих занятий, однако кто не оправдывает их делом, порочит истину словесной видимостью. Имя не может тотчас придать существование называемому, и когда существования нет, имя оказывается ложным, обманывающим тех, которые приписывают ему сам предмет, в то время как оно зависит от предмета. Однако такого рода люди не приходят к нам и не имеют с нами общения, а через свои пороки снова делаются вашими, потому что мы не вступаем в общение даже с теми, которых ваше насилие или жестокость довели до отречения. А ведь к нам скорее допускались бы невольные изменники учения, нежели добровольные. Но между тем вы без основания называете христианами людей, от которых отрекаются сами христиане, которые не умеют отрекаться.

6.

Всякий раз как совесть ваша, тайный свидетель вашего незнания, бывает смущена и угнетена этими нашими доказательствами и возражениями, которые выставляет от себя сама истина, — вы что есть духу бежите в свое убежище, а именно под защиту законов. Конечно, вы не преследовали бы нашей секты, если бы этого не требовали законодатели! Что же воспрепятствовало самим исполнителям законов твердо держаться правил судопроизводства? Ведь за все преступления, преследуемые и караемые законами, кроме наших, наказание налагается не прежде, чем будет произведено следствие. Например, даже если дело касается убийцы или прелюбодея, все равно разбираются в характере содеянного, хотя всем известно, что это за преступления. Христианина наказывают законы. Если какое-либо преступление совершено христианином, то оно должно быть открыто: никакой закон не воспрещает производить расследование, которое идет даже на пользу законам. Ибо каким образом ты будешь соблюдать закон, остерегаясь того, что им запрещается, когда вследствие незнания ты лишен четкого представления о том, что именно ты должен соблюдать? Всякий закон сознается как справедливый не сам по себе, а благодаря тем, от кого он требует повиновения. Но подозрителен тот закон, который уклоняется от проверки. Поэтому законы против христиан вы до тех пор будете считать справедливыми, достойными уважения и исполнения, пока не узнаете то, что они преследуют. Когда же вы это узнаете, они окажутся в высшей степени несправедливыми и заслуженно будут отвергнуты с их мечами, крестами и львами: нельзя ведь уважать несправедливый закон. Я же полагаю, что справедливость некоторых ваших законов сомнительна, так как вы ежедневно умеряете их суровость и ограничиваете их бездарность новыми поправками и постановлениями.

7.

Но откуда в таком случае, говорите вы, могла взяться о вас такая молва, которой, судя по всему, оказалось достаточно законодателям? Но, спрошу я вас, какова порука или им тогда или вам теперь относительно ее достоверности? Да, молва существует. Но не эта ли молва есть «зло, быстрее которого нет ничего»? Однако почему же это зло, если бы она всегда бывала истинна? Не лжива ли она? Чаще всего она не отступает от склонности ко лжи даже и тогда, когда сообщает истину. Хотя в последнем случае молва не присоединяет лжи к истине, однако она --">