Диакон Алексий Бекорюков - Франциск Ассизский и католическая святость

изложению поставленной задачи. Но прежде чем сосредоточить своё внимание на самом главном — духовной практике Франциска, необходимо сделать некоторые вступительные замечания касательно эпохи, в которую он жил (а это был крайне непростой период в жизни католической церкви — конец XII — начало XIII столетия). Сами «Цветочки» свидетельствуют об этом времени так: «Бесконечное одиночество охватило верующего человека раннего средневековья: отчаяние в себе столько же, сколько в церкви. Казалось, мир вернулся опять к тому состоянию, в котором был до пришествия Христова, с тою лишь разницей, что приходилось ожидать уже не кроткого Сына человеческого, но грозного Судию».

В эпоху, предшествовавшую появлению Франциска, положение Западной церкви было удручающим: «Отовсюду ужас, отовсюду опасность, извне — меч, внутри — ересь и подкуп». Повествуется «о пороках и преступлениях духовенства и монашества, о равнодушии и безбожии мирян, о забвении всех начал церковной дисциплины и нарушении всех заповедей»². «Жажда наживы, искание земных благ сделалось обычным явлением в католическом духовенстве. Пришло к тому, что церковь католическая, ставшая на Западе между человеком и Богом, в сущности скрывала Божество от лица людей. В этой церкви продавалось всё, начиная с отпущения грехов и кончая кардинальской шапкой»³.

Официальная религия в душах верующих представлялась наглой карикатурой на Евангелие. Священники превратились «в жадных волков, не щадивших собственные стада..., многие аббаты жили как бандиты, а епископы были подобны веселым забиякам... Папы, за немногими исключениями, подавали примеры насилий и беззаконий... Папа открывает двери храма торговцам, сам обращается в торговца, продавая всё, на что только есть спрос: церковные должности, духовные блага, земные короны, священное и мирское, землю и небо, не беспокоясь о том, кто является покупателем»⁴.

«Едва ли было когда-нибудь так мало добра на земле, как в века, предшествовавшие рождению святого Франциска Ассизского». Люди «не верили в возможность улучшения римского духовенства при той степени нравственного его разложения, в какой оно находилось»⁵.

Потому-то в западном мире той эпохи церковь приравнивалась к блуднице, её служители — к служителям блуда и скверны, и отвергались даже совершаемые католическими служителями таинства⁶ — и это несмотря на юридическое латинское учение о действительности совершаемых таинств «ех opere operate», то есть что таинство при правильно соблюдённой форме (произнесении правильно рукоположенным священником тайносовершительной формулы и при намерении приступающего к таинству принять его) — совершается несомненно.

И именно вследствие всего вышеуказанного «в то время самые лучшие сердца католического мира обращались к Востоку, мысленно вопрошая себя, не придёт ли греческая церковь очистить всё это зло и собрать наследство сестры своей»⁷.

Всё это, как утверждают сами католики, произошло из-за утраты «чувства Христа, пребывающего в мире», что приводило «к беспрерывным, народным и личным, попыткам найти Христа, восстановить утерянную связь с Ним — в церкви или вне её, с нею или вопреки ей. Но целостный и благодатно полный образ Христа казался утерянным безнадёжно»⁸.

И вот, в XIII-м столетии «христианство явилось в мир, чтобы исцелить его, и лечило единственным возможным способом». Вплоть до этого времени, по мнению западных мыслителей, длилось искупление. Его-то и совершил Франциск, став, как утверждают католики, «вторым Христом, дарованным миру для спасения людей», зеркалом Христа, Которого вполне возможным стало рассматривать в свете Франциска⁹. Где родилось, откуда взяло своё начало столь странное и кощунственное уподобление? Является ли оно вымыслом отдельных католиков или закономерным следствием всей жизни католической церкви? Необходимо выяснить причины возникновения подобного утверждения. Для этого отметим вначале основные этапы жизненного пути западного святого.

Известно, что в дни юности Франциск с увлечением предавался радостям светских утех¹⁰. Будучи воспитанным на рыцарских романах и поэзии трубадуров, которая, между прочим, «состояла не из одних только любовных пошлостей», но «война прославлялась в ней с диким увлечением»¹¹, с самого раннего детства начал он мечтать о подвигах, славе и чести¹². Заметим здесь, что увлечение --">