Митрополит Вениамин Федченков - Из того мира. Книга чудес и знамений нашего времени

семинарии, присутствовал на открытии мощей святителя Питирима и милость имел от него «открыть» всенощное богослужение.

... Отца Петра в то время давно уже не было в живых... Сохранились ли воспоминания о нем? Ведь не напрасно же почитали его святым?

Лик его помню еще и сейчас: спокойный, тихосерьезный, не улыбавшийся, простой, немного сутуловатый от старости, с укоротившимися от времени белыми волосами на голове и небольшою, тоже белою, несколько заостренною бородою.

От его вида и сейчас в душе становится серьезно... Жизнь не шутка, а подвиг, борьба... И видно, о. Петр знал это: оттого и не улыбался (по крайней мере — нам тогда). Я, невинное дитя, тоже отнесся к нему просто, спокойно, прямо глядя в глаза чистым взором...

Это был первый «святой», коего я встретил в жизни. О других расскажу дальше.

3. «Даждь дождь!»

Была засуха. Народ попросил батюшку отслужить молебен о дожде. Я тоже стоял возле отца. Мне было едва ли 6 или 7 лет. А может быть и 5. Вышли мы на площадь возле храма, на горе... Солнце ярко светило. Шли облака. — «Даждь дождь земли жаждущей, Спа-се!» — перекликались батюшка и дьячок...

... И вдруг во время самого еще молебна нашла туча и нас вымочила.

Это тоже был первый случай дождя после молебствия.

4. Воля Божия

Я был студентом Петербургской Духовной семинарии. Летом отдыхали на каникулах дома. При всякой возможности ходили (я и брат Сергей, семинарист) в церковь.

... Однажды в знойный день, часа в три, заунывно редко заблаговестили... Кого-то хоронят...

Оставив книги, которые мы читали, я и Сергей быстро, через барский сад, направились к храму.

Там стоял уже гроб, в нем лежала молодая еще женщина. Вокруг нее недоуменно толпились пятеро ребятишек, от двух лет до десяти; это были частью ее дети, а частью от другой матери, раньше умершей.

За гробом, сзади справа, стоял муж покойной и отец всех детей. Звали его Константином. Он был удручен очень, но молчалив. Лишь сжатые челюсти выдавали, что ему тяжело было лишиться второй жены и остаться с пятью малыми детьми.

Его горе передалось и мне. Захотелось утешить... Отпевание еще не началось: батюшка не пришел.

— Что, Константин, тяжело тебе? — спросил я, что первое пришло на мысль.

Он не сразу ответил, может быть, боялся ослабеть и расплакаться. А мужчины не любят нежности: народ серьезный, твердый, в скорбях закаленный... Слезы — женское дело...

Затем, оправившись от внутреннего смущения, сказал одно лишь слово:

— Тяжко...

И замолчал; я тоже не мог больше говорить. Страдающих людей трудно утешать... Слова не идут с языка. А он, помолчавши еще немного, добавил, нагнувши покорно голову: «Видно, такая воля Божия!» И вздох облегчения протяжно вышел из груди его... Пришел батюшка. Началось отпевание... Дети растерянно посматривали то на батюшку, то на отца...

И действительно, мы не знаем, что лучше для нас: жизнь или смерть, здоровье или болезнь, благополучие или нищета? Воля Божия на все... Хотя бы мы и не понимали ее. Но не всегда хочет человек принимать ее, и тогда бывает хуже.

Расскажу один такой случай. Одна богатая женщина, жившая в Петербурге, имела мальчика одного года. Он опасно занемог. Ждали уже смерти. Тогда мать упросила приехать батюшку, о. Иоанна Кронштадтского, и помолиться о выздоровлении больного. Батюшка отслужил молебен. Дитя выздоровело на радость матери... Шли годы. Она любовалась сыном... Когда ему пошел девятнадцатый год, он полюбил одну девушку, но не был любим. Разочарованный, он покончил самоубийством...

— И вот доселе, — говорила мне несчастная мать, — я не могу простить себе: зачем я его вымолила через о. Иоанна?

А другой случай произошел в Ялте. Мне рассказывал его архиепископ Ф.[4], лично слышавший все от матери же.

У одной вдовы заболел единственный ребенок. Врачи не помогали. Дело быстро шло к «роковому», как неразумно привыкли говорить, концу. Страдалица-мать обратилась с горячей молитвой к Божией Матери, прося оставить в живых дитя, единственную утеху... Утомленная, она села в кресло и быстро задремала... Было ли дальнейшее в тонком сне или в явном видении, она не может сказать. Только ей явилась Божия Матерь и, точно отвечая на ее просьбу, сказала:

— А ты можешь поручиться, что воспитаешь его как должно, и он останется таким же чистым, какой он сейчас?

Ребенку тогда было, кажется, около 8 лет всего.

— Ручаюсь! Ручаюсь! — с --">