Лития Тахини - Дерево Калмык

Лиза вспомнила о дереве, по земным меркам, Калмык, жил уже целых 100 лет, не зная дат, не зная, кто он и что с ним происходит.

При соприкосновении с земной атмосферой, повредился прописанный в нём генокод, память дестроила и преподносила сознанию кромешные провалы и путаные образы.

Зрение и слух застряли на разломе внутреннего и внешнего, наградив рассудок той ломкость, коротая при любой попытке уйти на одну из сторон, впивалась жгучими осколками в деревянную плоть и превращалась в трель сотни дятлов одновременно.

В темени бесформенно болталось, лишь «Лети-лети лепесток…»

Прошло еще 500 с лишним лет.

Стоял обычный пасмурный день, который предвещал только непогоду и не более.

В этот ничем не примечательный день, наставница Гроза проводила практикум для новеньких подопечных — Грома и Молнии.

Но пока, увлеченно шумя осадками, она читала им нотации за своевольное поведение, Молния ускользнула куда подальше, в предвкушении блеснуть своим разрушительным великолепием.

— Ну здравствуй, милый, — лукаво усмехнулась Молния, целясь прямо в то самое дерево, что одиноко росло на краю обрыва.

А когда она целилась в кого-то, то не промахивалась.

— Наблюдайте грандиозное шоу блестящей поджигательницы-ломательницы! — проскрипела она, шандарахнув Калмыка прямо по темени.

— Какая виртуозная контузия! — восхитилась Молния собственным произволом и радостно ускакала прочь, даже не одарив тлеющего Калмыка пристальным вниманием.

Откуда было молодой молнии знать, что иногда заведомо злые поступки обращаются во благо и что её клин, перенастроит, наугад выбранной жертве, сенсорно-визуальную моторику.

После оглушительного удара, Дерево впервые в жизни услышал звуки вокруг себя, а чуть позже, его глаза залил ослепительный свет.

Но всё же, полностью слух и зрение к нему не вернулись — все посторонние звуки доходили до сознания с большим опозданием, и в итоге, почти до основания рассеивались, а перед глазами всё проносилось с такой огромной скоростью, что вычленить из этого темпа сформированные образы было невозможно.

Лучше всего реанимировалась чувствительность коры и ветвей — ощупывать утро, день, вечер и ночь, стало любимым занятием Калмыка.

Он безошибочно определял настроение каждого времени суток.

Еще он дружил с солнцем, дождем, морозом и снегом, казалось, что способность вчувствоваться в жизнеощущение каждой из стихий, было для него природным и теперь он много знал, об их тяготах и радостях.

Также, были у него и неприятели, о которых Дерево раньше не подозревал.

А еще, по непонятным причинам, его задирал Ветер, живущий в разломе горы за стеной водопада.

Калмык рос на самой вершине холма и Ветер не упускал случая растрепать в разные стороны его ветви или дать легкий пинок ему под ствол.

Еще Дерево недолюбливал прибегающих к нему диких кабанов, лис, медведей и зайцев, их иерархия в пищевой цепочке на какое-то время уравнивалась, когда те, поочередно обгрызали его и чесались о ствол, сплавляя на него своих блох.

Шли годы, но тоска Дерева не уходила — он дружил со всеми, даже с недоброжелателями, с ним же, не дружил никто.

Иногда, при безветренной погоде, он мог расслышать шепот других деревьев, растущих на другой стороне реки, но их наречие было ему незнакомо.

Калмык старился, Ветер согнул его почти вдвое, мысли о смысле жизни и собственном предназначении, вызывали лишь горечь и головную боль.

Он научился радоваться даже злым порывам ветра, радовался короедам щекочущим его кожу и уж немыслимым счастьем было, когда какая-нибудь залетная птица, раскинув лапы и клюв на изнанке своего крыла, находила в его ветвях ночлег.

И когда у него не осталось ни малейшей надежды встретить настоящего друга, вдруг к подножью его холма, быстрой рекой выбросило Змея.

Бедняга сорвался с горы и попал прямо в водопад, тот потрепал его о камни и чуть не утопил в себе, но Змей чудом зацепился за торчащие корни Калмыка, и спасся от неминуемой смерти.

С тех самых пор, у Дерева появился настоящий друг!

Каким-то невероятным образом, в своей безмолвности, оба смогли расслышать мысли друг друга.

Выяснилось, что Змей был очень веселым парнем и не терял чувство юмора, даже будучи неизлечимо покалеченным.

Он рассказывал невероятные истории о том, что их окружает, конечно же, изрядно приукрашивая свои рассказы.

Чтобы приободрить Калмыка, он говорил, --">