Автор неизвестен - Chinese Stories (Alexander Matlin)

и знаками объяснил, что воскресенье – выходной не для всех. Многие предприятия работают, а значит, работают и люди. Все люди в Китае – велосипедисты. Вот они и едут на работу.

Шао Ли безостановочно гудел, но велосипедисты не реагировали, а продолжали ехать кто как хочет: кто – с краю, кто – посередине, а кто – и вообще поперёк дороги, с одного края на другой, не обращая никакого внимания на машину. Что-то у них было не так с ментальностью – явно отсутствовало чувство страха перед быстро движущимся предметом. Но Шао Ли только гудел, а вовсе не нервничал и не матерился, как, казалось бы, полагалось шофёру. Время от времени он, не меняясь в лице, совсем было, сшибал этих невозмутимых велосипедистов, и я слабо вскрикивал и хватался за сердце. Но нет, каждый раз каким-то чудом обходилось.

Машин на дороге было мало; гораздо чаще попадалось этакое странное движущееся устройство, похожее на огромного термита. Они его называют трактором, но на самом деле это не трактор, а просто телега, запряженная мотором. Мотор совершенно открытый, с маховиком и приводным ремнём, сидит на двухколесной тачке-каталке, и всё это пристёгнуто к телеге спереди, на отшибе. Извозчик располагается в телеге, и в руках у него вожжи с акселератором. И вот это умопомрачительное устройство, нагруженное чем угодно, с грохотом и дымом носится по дорогам Китая, развивая народное хозяйство.

Вдоль дороги теснились какие-то невзрачные то ли лачуги, то ли склады, но были и многоквартирные дома, уныло однообразные и вполне современные на вид. Пейзаж был непривычный, какой-то китайский: вроде бы – равнина, и дорога прямая и плоская, но тут же по сторонам – горы. На крутом склоне одной такой горы было кладбище. В Китае принято хоронить людей на горе, чтобы ближе к небу, объяснил мне знаками Шао Ли. При этом он заразительно хохотал: мысль о смерти его чрезвычайно смешила.

На нашем пути вдруг оказался светофор, а после него началось что-то неожиданное: новые модерновые здания, ухоженные лужайки, какие-то абстрактные скульптуры. Шао Ли снова бросил баранку и знаками объяснил, что мы находимся в зоне свободного экономического развития. Он вкратце остановился на принципах частных инвестиций и знаками развил идею привлечения иностранных капиталовложений в хозяйство Китайской Народной Республики. Зона вскоре кончилась, и опять пошли жёлтые поля, безмятежные велосипедисты-самоубийцы и халупы, похожие то ли на дома, то ли на амбары, то ли брошенные, то ли недостроенные.

Так продолжалось ещё с полчаса, а потом дома стали расти, обступая дорогу, жёлтые поля исчезли, и мы въехали в город. Здесь туча велосипедистов сгустилась настолько, что мне показалось, будто на улице потемнело. Если вы, читатель, когда-нибудь плавали под водой в тропических морях, то я вам могу легко описать это ощущение. Это – когда попадаешь в косяк мелкой рыбы, и она стремительно несётся навстречу, словно серебряный снегопад, но ни одна рыбка тебя не задевает. Шао Ли продолжал невозмутимо гудеть, но скорости не сбавлял. Я продолжал слабо вскрикивать и хвататься за сердце, а велосипедисты неслись навстречу, обтекая нас, но не задевая. Наконец, эта предынфарктная езда кончилась, и мы запарковались. Я перевёл дух.

В толпе

Улицы китайских городов, и больших, и маленьких, кишат народом. Вы видите и ощущаете, как велико население этой страны – чуть ли не полтора миллиарда человек. Каждый четвёртый человек на земле – китаец. Если сложить вместе США и Россию, и то половины Китая не наберётся. Страшно подумать!

Толпа выглядит довольно пестро. Времена синих маоцзедуновских френчей ушли в прошлое, и теперь на улицах царят яркие цвета; это праздник первой дарованной свободы – свободы одеваться. Среди молодых людей в моде чёрные кожаные куртки, но это не убавляет царящей в городе пестроты.

За месяц пребывания в Китае я побывал в трёх больших городах, в том числе в Шанхае, и в нескольких маленьких. Я бывал на улице днём и вечером, в рабочие дни и в выходные, в центре и на окраинах. И плотность толпы никогда не спадала. И в этой толпе, заметьте, все были китайцами. Кроме меня. На меня оглядывались. Раскрывали рты. Иногда показывали пальцами. Иногда сдержанно хихикали. Впервые в жизни я испытал это чувство – быть внешне не таким, как все, и мне стало не по себе. Захотелось пожелтеть и прищуриться.

Взрослое население ещё как-то соблюдало --">