Гарольд Мур , Джозеф Гэллоуэй - Мы были солдатами... и были молоды

временем мы сами тысячами пришли наполнить те склоны белыми мраморными надгробиями и влить в шорох ветра вопрос о том, на самом ли деле таково было будущее, которое он нам уготовил.

Средь нас были старики-ветераны, убелённые сединами сержанты, сражавшиеся в Европе и на Тихом океане во Второй мировой войне, выживавшие в ледяном аду Кореи и готовые прицепить ещё одну звезду рядом со значком "За участие в боевых действиях". Были армейские срочники, молодёжь из городков Америки, чьи отцы говорили, что в армии их обучат дисциплине и сделают из них настоящих мужчин. Имелись и другие молодые люди, променявшие на армию равнозначный срок заключения в тюрьме. Нынче юристы называют это "альтернативным наказанием". Но большую часть составляли призывники, мальчишки девятнадцати-двадцати лет, набранные военкоматами со всех концов Америки, чтобы во всём зелёном оттрубить два года. Рядовые 1-го класса с жалованием 99,37 долларов в месяц да сержанты 1-го класса за 343,50.

Командовали нами сыны Вест-Пойнта и молоденькие лейтенанты запаса из Ратгерского университета, из "Цитадели"^[1] и даже из Йельского университета, услышавшие призыв Кеннеди и ответившие на него. Были также рядовые и сержанты, прошедшие офицерские училища и ставшие новоиспечёнными офицерами и джентльменами. Все они нервно посмеивались, знакомясь с холодной статистикой, отмерявшей вторым лейтенантам жизни в бою в минуты и секунды, даже не в часы. Нашим вторым лейтенантам платили 241,20 долларов в месяц.

Призыв 1965-го года, набранный со всей старой Америки, навсегда растаял в дыму, взметнувшемся над районами сражений в джунглях, где мы бились и истекали кровью. Страна, пославшая нас на войну, не приветствовала наше возвращение домой. Ведь той страны больше не существовало. Мы ответили на призыв президента, который был уже мёртв; мы выполняли приказы другого президента, которого изгонит с поста и впоследствии всегда будет преследовать война, которую он так неудачно вёл.

Многие наши соотечественники возненавидели войну, в которой мы сражались. Те, кто ненавидел её больше всех, — "профессионально чувствительные", — в конечном счёте, оказались не столь разборчивы, чтобы отделить войну от солдат, которым приказали в ней участвовать. Они ненавидели нас так же, как и её, и мы валились на землю под перекрёстным огнём, как были обучены поступать в джунглях.

Со временем подзабылись наши битвы, обесценились наши жертвы, и психика наша и способность соответствовать жизни в благовоспитанном американском обществе подверглись публичному сомнению. Сейчас наши мудрые не по годам лица, измождённые и исхлёстанные лихорадкой, жарой и бессонными ночами, взирают на нас, потерянных и всеми проклятых чужаков, с пожелтевших снимков, упрятанных подальше в коробки вместе с нашими медалями и орденскими лентами.

Мы восстанавливали свои жизни, искали себе занятия и профессии, женились, создавали семьи и терпеливо ждали, когда же Америка опомнится. Шли годы, мы находили друг друга и обнаруживали, что полузабытую гордость за службу разделяли с нами именно те, кто делил с нами и всё остальное. С ними и только с ними могли мы говорить о том, что на самом деле там происходило: о том, что мы видели, о том, что делали, и через что прошли.

Мы знали, что собой представлял Вьетнам, знали, как выглядели сами, как действовали, как разговаривали и чем пахли. Больше никто в Америке этого не ведал. Голливуд, оттачивая кривые политические ножи о кости наших мёртвых братьев, всякий проклятый раз преподносил всё неверно.

Итак, повторимся ещё раз: это рассказ о том, как всё начиналось, на что было похоже, что значило для нас и что мы сами значили друг для друга. Это было не кино. Когда всё кончилось, мёртвые не восстали, не отряхнули прах и не отправились прочь. Раненые не смыли красную краску и не продолжили жить, как ни в чём не бывало. Тот, кто каким-то чудесным образом оказался не оцарапан, ни в коем случае не остался незатронут. Никто из нас не покинул Вьетнам тем же юношей, каким туда прибыл.

Что ж, этот рассказ — наше завещание, наша дань 234 молодым американцам, павшим рядом с нами за четыре дня в зонах высадки "Экс-Рэй" и "Олбани" в Долине Смерти в 1965-ом году. Это гораздо больше американцев, чем погибло в любом из полков — хоть Севера, хоть Юга — в битве при Геттисберге, и уж гораздо больше, чем было убито в бою во время войны в Персидском заливе. Ещё семьдесят наших товарищей погибли в --">