Дмитрий Богуцкий - Пожарная застава квартала Одэнматё

нет ни жены, ни детей. Возможно, я живу легче.

— Помоги мне, Исава, — попросил Накадзима.

Я молчал, белые облака громоздились в глубинах неба над серыми черепичными крышами замка.

Похоже, он не хочет дожидаться разрешения от прибывающего из столицы ревизора на самоубийство. Его могут ему и не дать. Он сам уже все решил. А это бунт, самое малое — неповиновение, выступление против высочайшего закона, вызвавшее у меня затаенное восхищение и ужас.

Дело было, конечно, не в деньгах — дело было в стыде. Просто из-за денег не стоит кончать с собой — это унизительно и некрасиво. Я ему не откажу, конечно. Я маленький человек, и меня сурово не накажут. Хотя бывают случаи, когда кайсяку, помогавшему при самоубийстве воина, лучше вспороть живот тут же, следом. Но кто, действительно, кроме меня поможет Накадзиме в этом страшно ответственном деле? Я хотя бы один раз уже был кайсяку…

— Уважаемый Накадзима, в последний раз я помогал умереть человеку очень давно. Вы должны понимать.

— Помоги мне, Исава.

— Я помогу вам. Обязательно. Но есть одно важное обстоятельство…

Я не мог ему сказать — я левша… Здесь до сих пор никто не знает. Но я знаю. Страшно унизительное обстоятельство, которое мне удачно доводилось скрывать столько лет…

И я не могу признаться Накадзиме ни в чем подобном. Что с ним тогда станется? Нет, не могу признаться.

— Сколько у нас есть времени, почтенный Накадзима?

— Очень мало. Может быть, до вечера. Утром я сделал доклад о недостаче на складах, и сейчас люди княжеского совета проверяют расходные книги, готовятся к приезду ревизора. Потом все отобедают. А потом, может быть, пойдут на склады, где я буду официально уличен в растрате. Они не спешат. Они все уже знают, я думаю. Они дают мне время на пристойный исход.

Еще и времени оставалось мало.

А сэппуку не терпит спешки. Сэппуку не терпит суеты. Помощник в этом ответственном обряде должен быть спокоен, собран и сосредоточен.

Нужно время подготовиться, обратиться к предкам за поддержкой, пройтись по лезвию меча свежим гвоздичным маслом. Приличная одежда требуется опять же. А у меня ее нет. Придется просить и становиться обязанным. А как я верну? Я же никто. Младший помощник садовника. Своего дома не нажил — в призамковой казарме живу, от выплаты до выплаты перебиваюсь с риса на просо. Придется идти просить одолжить, дать на время…

С другой стороны, медлить тоже нельзя — в любой момент мог поступить официальный запрет на любую помощь, любое участие в этом деле, и тогда Накадзима останется совсем один.

— Как же так вышло, друг Накадзима? — произнес я.

— Не спрашивай, Исава. Не стоит.

— Я был уверен, что у тебя все хорошо.

Его лицо исказилось.

— Одна недостача, видно, потянула за собой другую. Кто-то умолчал, кто-то не заметил, а я потопил все окончательно сам, когда затеял это дело с фейерверками для столичного праздника. Оказалось, что мы даже половины необходимого не можем изготовить. Ни запасов, ни средств. И вот эта проверка, так не вовремя... Больше я ничего не могу сделать, Исава.

Я видел отчаявшегося человека и понимал, что он, несомненно, покрывал кого-то. Кого-то, кто держал благосостояние его семьи на вытянутой руке. Он знал, кто это. Он понимал, я думаю, что шел по единственному коридору к последнему выходу, оставленному для него. И он шел к этому выходу.

— Я помогу тебе, друг Накадзима. Я помогу тебе…

— Я так благодарен!

— Где? — спросил я.

— У меня дома. В моем саду.

— Когда?

— Сможешь ли ты быть к вечерней страже?

Я смотрел на него. Внимательно смотрел. Человек, отмеривший себе еще полдня жизни, — ради благопристойности… Мне показалось, он вот-вот заплачет.

— Я поговорю с господином старшим садовником, и он меня отпустит, — сказал я ему. — Я на очень хорошем счету. Я приду, Накадзима.

— Я буду ждать тебя.

И он ушел. Готовиться.

Я смотрел ему в спину и едва сдерживал крик. Самое ужасное в этой истории то, что, похоже, я знаю, куда делась селитра с его складов. Я знаю, что Накадзима не виновен. Ведь я сам участвовал во всем этом.

***

Старший садовник внимательно выслушал меня.

— Мой господин, — произнес я, опустившись на колени в поклоне, — моя просьба совершенно неуместна в такой момент, но, прошу вас, отпустите меня сегодня.

Старший садовник молча бросил на меня задумчивый взгляд. Он сидел --">