Ирэн Блейк - Шкаф

показавшуюся мне плотной паутиной, будто бы прятался в тени. В камине едва полыхал огонь, большими красными глазками тлели за оградой угли, а воздух в комнате оказался неприятно спёртым. Я сразу почувствовал себя неуютно и начал потеть. Напротив зеркала на треножке, в дальнем конце комнаты, то ли ещё чего-то занавешенного чёрной тканью стоял шкаф. Он ничем эдаким не выделялся из подобных предметов мебели, но сразу же целиком и полностью увёл моё внимание от хозяина к собственной персоне. Двухстворчатый, на крепких ножках. Старинный, с ящиками внизу и дверцами на петлях, он почти касался потолка, напоминая древесного исполина. Шкаф просто был. Просто заставлял смотреть на себя, оценивать слегка грубоватые контуры и в то же время великолепную работу плотника.

Леший стукнул меня в плечо, приводя в чувство. Я очумело посмотрел на него. Мужик за столиком что-то говорил.

— Здравствуйте, — сказал я и извинился за рассеянность.

— Ничего страшного. Такое уж шкаф иногда производит впечатление, — сухо сказал мужчина и, отодвинув стул, выбрался из-за стола. Он был высок. Хрупок в кости, узкоплеч и болезненно тощ, напоминая живой портрет Кощея Бессмертного. В своём костюме и этой простенькой шапочке продавец выглядел чересчур экстравагантно. Костистая ладонь, протянутая мне для рукопожатия, была бледной и сухой.

— Леопольд Мафусаилович. Можно просто Лео, — с хрипотцой сказал он.

— Александр Скворцов, можно просто Саша, а это Алексей, — ответил я, выдавливая из себя улыбку. Кожа на его лице была странной, без явных мимических морщин и пор, а вот глаза производили ещё более отталкивающее впечатление. Чёрные топи, в которых едва проступали искорки зрачков, глаза словно были покрыты маслянистой плёнкой, гипнотически затягивающей в свою глубину.

— Очень приятно, — сказал он и спросил: — Вы принесли деньги?

— Конечно, — сказал я и вытащил из сумки тугой крупный мешочек, наполненный под завязку монетами. Даже представлять не хочу, на какие ухищрения пошла Наташка, чтобы разменять несколько тысяч рублей на копейки.

— Прекрасно, — улыбнулся он, едва раздвинув серые губы.

Брр. Меня пробрало. Леопольд протягивал руку за мешочком, я тупо смотрел на шкаф и вдруг чуть не закричал, различив сбоку от мебели, на красивых обоях, неожиданно мокрое пятно, точно исходящую слизью дыру. Моргнул — и снова всё было в порядке. Я что сегодня — перегрелся на солнце?

Пока я стопорил, Леший спрашивал Леопольда, можно ли разобрать шкаф, чтобы перетащить его в прицеп машины.

— О погрузке можете не волноваться. Герасим! — прохрипел тот.

Наш сопровождающий, в длинной цветастой рубахе, подвязанной поясом, и в широких брюках, усаженных в сальные туфли, с обтрёпанными носами, размера эдак сорок пятого вихрем ворвался в комнату. Никогда не страдал бзиками, вроде предчувствий, а тут как накрыло. Я с тоской посмотрел на мешочек, лежащий на хозяйском столе, на узкий рот Леопольда, и вдруг захотелось забрать деньги и бежать, просто бежать из дома. Голова закружилась. Леший нервно смеялся в ответ на шуточку хозяина дома. Я снова вздрогнул, когда посмотрел на пол, враз потемневший и позеленевший от расползшегося по нему белесого грибка и мха. «Наверное, я точно спятил!» — скоростным поездом пронеслось в мозгах.

— Сашка, я не верю, что этот лилипут Герасим сможет вытащить шкаф в одиночку из дома, — шепнул кореш мне на ухо.

— А-а? — отозвался я, приходя в себя и злясь, оттого что, скорее всего, заболеваю. Пол под ногами был нормальный. Светлый паркет золотился, точно натёртый воском. Я ощутил, как на лице выступил пот. Хотелось хмыкнуть: вдруг представилось, как Герасим, сидя на корточках, тщательно и кропотливо натирает паркет щёткой.

— Может, чаю? — радушно предложил Леопольд и добавил, что по ломоте в костях предчувствует приход грозы.

— Не-а, — я покачал головой, чувствуя, как меня мутит.

Шустрый Герасим уже перевернул шкаф набок. Почему-то шкаф выглядел меньше, а комната больше. Как и дверь стала просто дверью для великана — расширилась в обе стороны раза в два. Леший, точно зачарованный, слушал, как тараторит Лео, вещая про подвиги Герасима, в трёхлетнем возрасте таскающего гирьки. Я с глупым выражением лица пытался уловить суть разговора. Обрывки слов проносились мимо уха. На лоб капнуло, и я вытер воду, озадаченно посматривая на сухой потолок. Ощущение неправильности происходящего смущали. Да --">