Кирилл Фисенко - Я — авантюрист?

сегодня, удачи, — вожатой спасибо скажи. Сердобольная девочка, пожалела.

В другое время бы Лешка и потащился вперед, чтобы поблагодарить водителя, но сейчас сил хватило лишь до первого свободного места. Там парнишка и рухнул, унимая дыхание и запоздало потея. Троллейбус полз от остановки к остановке, собирал полуночников и заполнялся.

Скоро народ забил проход и стал нависать над сидящими пассажирами. Возле Парковой, где начинался длинный перегон, толстая бабища навалилась на Лешкино плечо, затем облокотилась на голову. Он вежливо отклонился, но бабища продолжала теснить, а сверху прозвучало гнусавое оскорбление:

— Ты, ботан засушеный, уступи женщине место!

Лешка сделал вид, что не слышит мужского голоса над головой, но его гордость, его любимый берет за хвостик потянули вверх — пришлось обратить внимание на наглеца.

— Место, говорю, уступи, — длинный и наглый полупьяный тип наклонился к Лешкиному уху, — пока добром прошу.

Толстенная и тоже пьяная бабища килограммов на полтораста, не меньше, поощрительно улыбнулась ухажеру:

— Да. Я так устала, и вообще… Беременным надо уступать, видишь, меня тошнит. Укачало…

— Ага, сто раз беременная, — усомнился Лешка, оглядываясь в поисках поддержки, — пить меньше надо…

Ни одна живая душа из спрессованных в транспортный монолит людей не прониклась к нему сочувствием. Конечно, те, кто стоял, завидовали сидящему и тайно желали зла. А те, кто сидел — отмалчивались, чтобы не злить стоячих. Настойчивая бабища навалилась громадным задом на Лешку и заявила:

— Беременная! Уже полчаса, как не больше, — расплющивая вечного неудачника.

Тот выпростался — не терпеть же такую тушу на коленях? Бабища немедленно растеклась на всё свободное место, а троллейбус резко затормозил, отчего массовка колыхнулась вперед. Лешка припечатало лицом к стойке прохода, смяв очки. Динамики объявили:

— У нас неприятность. Башмак напрочь сорвало. Дальше не поедем.

* * *

Объявление встретили проклятиями и матом. Грязно-голубой вагон остановился на самом длинном перегоне, где лес рос особенно густо, а дорожных фонарей почти не осталось. Девушка-вожатая извинилась, попросила всех пересесть в следующий троллейбус, который как раз подкатил сзади. Народ тотчас высыпал под дождь, дружной толпой стал ломиться в тот переполненный салон, обругивая собратьев по несчастью.

— Плотней трамбуйтесь, пипл, — подбадривал дополнительных пассажиров уверенный мужской голос, — я на линии последний. Других не будет до утра.

Лешка из всех своих слабых сил ввинтился в заднюю дверь, отпихнув толстую бабищу с длинным вонючим дружком. Тем временем девушка из аварийного троллейбуса по одному опустила длинные «усы» и освободила путь.

Троллейбус тихонечко тронулся, стимулируя последних бедолаг. Лешкин портфель, зажатый в левой руке, застрял где-то далеко позади основного тела. Он болтался высоко, на уровне последних спин, снаружи, и никому не мешал, но внезапно его безжалостно стали вырывать, выкручивать. Пальцы не выдержали и разжались.

Однако расставание с верным другом не сходило в планы Лешки — там лежали еда и ноутбук. Он завопил, рванулся на выход. Этот рывок увенчался успехом — Лешка вывалился из дверей, устоял на мокром асфальте. Портфель лежал недалеко. Три прыжка до него, четыре — назад. Но поздно. Длинный ухажер — это он, он вырвал портфель! — уже втолкнул лжебеременную на освободившееся место, двери сошлись, и троллейбус прибавил ходу.

Стоять дурак дураком, упуская шанс? Глупо! Но два спурта в один вечер — это перебор. Силы кончились раньше, чем надежда. Последний троллейбус исчез за поворотом, а усилившийся дождь смыл остатки иллюзий на справедливость в этом мире. Заслонив голову злополучным портфелем, Лешка побрёл назад, к единственному месту, где мог рассчитывать на укрытие. Девушка-вожатая сидела в кабине, уныло ссутулившись. На стук в переднюю дверь она отреагировала странно — вздрогнула и отпрянула:

— Вы почему не уехали со всеми?

— Откройте, тут так льёт! Пустите, я же ваш пассажир! У меня билет есть, это моё право! Вы что, совсем спятили? Я уже промок! Да быстрее же!

С портфеля текли струйки, очень неприятные даже летом, плечи чувствовали сырость промокавшей куртки, а эта соплюха, совсем ровесница — выделывалась, как муха на стекле! Лешка так ей и сказал, для убедительности колотя кулаком в дверь.

— Уйдите, а то --">