Роман Воронов - Он и она

Яблоко Познания ради некоей цели (малой или великой, благой или не очень, не суть важно), передал потомкам мужского рода ген допустимости воровства. Ева, если и крадет, то, как и прежде (в Раю), через нашептывание, но уже не Змия, а собственного Эго, оправдывая, как правило, этот грех ничтожностью его последствий для Вселенной.

— И посему Бог записал для Евы… — поторопил я Моисея.

— Следующие слова, — подхватил пророк. — «Украденное у земли семя — не выросшее древо, последствие всегда больше причины».

— Это длиннее, чем просто «Не кради», — прокомментировал я.

— А вот вариант для Адама, — не обращая внимания на мою реплику, произнес Моисей. — «Залезая в карман ближнего, крадешь у Бога, делая нищим самого себя семикратно».

— Почему семикратно? — удивился я, припомнив собственные «проделки» юности, да и не только ее.

— Украв у Отца Яблоко, Адам потерял для себя Рай, — спокойно ответил Моисей.

— Ну и что? — не понял я.

Пророк воздел руки к небу и прокричал:

— Рай — Седьмое Небо.

После чего, оценив мою реакцию, задорно, совсем по-детски, расхохотался. Я, выждав секунду, присоединился к нему, оценив по достоинству шутку Моисея. Мы топтались по горячим камням Синая, тряслись, как сумасшедшие, успокаивались на миг, но, взглянув друг другу в глаза, мокрые от слез, снова взрывались нервным хохотом — следствием великого внутреннего напряжения и «придавливающей» к скалам полуденной жары.

Первым успокоился Моисей:

— Давай-ка, друг мой, завершать нашу встречу.

— Но ведь еще две заповеди, — запротестовал я, с огорчением думая о предстоящем расставании.

— Так и я о том же, — Моисей похлопал меня по плечу. — Напомнишь девятую?

— Не лжесвидетельствуй, — без запинки сработала моя память.

Моисей кивнул:

— Адам искажает истину, прикрываясь «щитом и забралом» кажущейся необходимости, — так ему спокойнее. Ева, наоборот, нарочито шурша нарядами, кружась перед тысячью глаз и выставляя напоказ все, что позволит ей совесть, уже скинула с себя лишнее при совершении обмана. Не беря во внимание множественные цели, в основном, личные, служащие причиной лжи, Адам ревниво прячется (пытается, по крайней мере) под доспехами, ибо чувствует, что Отец видит его насквозь.

— Хочешь сказать, муж, строгий и хмурый, когда врет, краснеет сильнее утонченной и хрупкой жены?

Моисей с удивлением посмотрел на меня и вместо ответа спросил:

— Сколько тебе лет?

— Не важно, — буркнул я, догадавшись, что объяснений от пророка не услышу. — И как было начертано по этому поводу в первом варианте?

Моисей, будто и не пролетело столько веков, тут же отрапортовал:

— «Не указуй пальцем на ближнего, ибо палец твой кривее дел его» — это Адаму, а Еве: «Слово легко слетит с губ, тяжко поднять его и невозможно проглотить обратно».

— А Творец не без юмора, — «авторитетно» заметил я, на что Моисей отозвался скептически.

— И не без укора, впрочем, так с нами и надо. Ну, читай последнюю.

— Не желай у соседа ничего, — выдал я самую короткую версию десятой заповеди.

— Адам, — начал пророк воодушевленно, — желает у соседа — если таковой имеется вообще и у него что-то имеется в общем — вещественного имущества. Ева, в отличие от приземленного совокупного мужа — красоты. Почему так? Адам «помнит» Сады Эдема с точки зрения наличия плодов (количество и разнообразие видов), Ева — благоухание цветов и ароматы нектаров, а также ажурный рисунок Ворот и белую речную гальку, красиво рассыпанную по дорожкам.

— И в первом варианте было записано?.. — я сложил ладони вместе, умоляя собеседника не тянуть с ответом.

— «Я дал тебе все, не ищи иного», — Моисей подмигнул мне, — это для нас с тобой, ну, и для Адама.

Я кивнул головой, подтверждая, что понял.

— Заповедь для Евы звучала так: «Я дал тебе больше, чем все, лишнее будет опустошать тебя».

Он посмотрел на меня долгим пронизывающим взглядом и сказал:

— Мне пора.

— Постой, — подскочил я на месте. — Ты так и не сказал мне, почему разбил скрижали.

Моисей поморщился (опять):

— Каменные таблички были увесисты, спуск — не быстрым, и к концу пути руки мои обессилели, я просто уронил их.

— Смеешься надо мной? — недоверчиво спросил я.

Моисей сохранил хладнокровное, непроницаемое лицо:

— Второй раз Господь пощадил меня, убрал лишние слова, сократил текст и начертал заповеди на деревянной скрижали.

--">