Егор Евкиров - Оглоеды. Рассказы

да-аёшь!

Глаза его блестели как догорающие окурки, и Женя принял тот факт, что мужик находится под хмельком. Вряд ли бы он по трезвянке завалился к старухе.

Бледным привидением за его спиной материализовался бабкин силуэт, она прилипла к его заднице, её заклёклые руки, как две уродливые змеи, выползли из тьмы, скользнули по его бёдрам, к пузу и, шурша, перемещались вниз, к мужскому паху.

— Ты пей-пей, Серёженька, ко мне заглядывай почаще, — ласково скрипела Нина Карповна. — Токо блядям своим скажи, штоб зесь ноги их не было, а то пеняй на себя. Осерчаю.

Дядя Серёжа с притворным придыханием прошептал:

— Ниночка-Ниночка!

Тошнота рвалась наружу. Женя отскочил от окна и ринулся к кустам ремонтантной малины, обогатив землю недопереваренной пиццей. Перед глазами так и стояла сцена полового акта: Нина Карповна под упором дяди Серёжи.

Женя тихо проскользнул в квартиру, без единого шума разделся и забрался под одеяло. Он долго не мог заснуть, ворочался с боку на бок, пытаясь придать хоть какой-то смысл шокирующему поступку соседа.

И вот теперь он смотрел на дядю Серёжу, на его лилово-красное лицо, терпя его назойливую икоту и ловя сонную поволоку теряющихся за веками глаз, и не хотел верить в то, что этот не в меру забавный мужик совокуплялся с Ниной Карповной. От таких воспоминаний водка забушевала в организме и попросилась наверх.

Да вот только знакомый подпольный звук остановил мятежное движение тошноты.

Зубное клацанье.

Женя затаился, прислушался. К этому звуку присоединился новый, земляной, роющий.

— Слышишь? — спросил шёпотом Женя.

— Н-ну…

— Там кто-то есть.

Дядя Серёжа тупо глянул на половицы, приподнял ногу и громко топнул. И звук исчез.

— Кы-кы-кы-крысы! — хмыкнув, коротко прокомментировал сосед.

Следующая неделя утомила Женю заботами на работе, в учёбе и на свиданиях с Машей. Он сутками не показывался на съёмной квартире, выветривая из памяти ту отвратительную ночь, о которой давно мечтал забыть.

Неделя скрылась за горизонтом, Женя вернулся на хату воскресным вечером, залез в ванну, наполненную водой, расслабился, размышлял о приятных мгновениях с Машей, как вдруг ворвались былые воспоминания. Они явились как наваждение, словно не упокоенные души, то, что он гнал от себя всё это время, вернулось: распростёртая Нина Карповна с раздвинутыми ногами, а на ней дядя-мать-его-Серёжа.

Кстати, дядя Серёжа!

Женя заметил, что он с позапрошлой пятницы не общался с соседом, и это не на шутку обеспокоило его.

Он сначала набрал номер его телефона, но аппарат оказался вне доступа сети. Однако парень не стал унывать по этому поводу, возможно, старый развратник нарыл где-то «нейтральную полосу» и вот уже неделю не даёт просраться своей новой любовнице. С этими мыслями Женя успокоил себя и отдался блаженству.

С ним простилась ещё одна неделя, а дядя Серёжа так и не объявился. Дверь не открывал, на телефонные звонки не отвечал. Это было странно и одновременно тревожно за мужика. И Женя подумал, может, Нина Карповна в курсе.

Он набрался храбрости, встал перед её дверью, как перед иконой, и вдавил пальцем в пластмассовый корпус коричневую кнопку звонка. Постоял, подождал.

Бим-бом не дал никакого результата. Он позвонил длинно, решил ещё потянуть время, ведь всё-таки Нина Карповна старушка, вероятно, туга на ухо, да и ноги, поди, больные. Хотя Женя припоминал, как она резво ими передвигала, сопровождая его до трамвайной остановки.

Продолжая насиловать пипку звонка, Женя припадал ухом к чёрной дерматиновой обивке двери, прислушивался. Вроде есть контакт: шарканье тапочек, кряхтение, нечёткое бормотание, потом тихое старушечье поскуливание:

— Хто?

— Нина Карповна! Это я, Женя! — крикнул он.

— Хто-хто?

— Женя! Я у вас квартиру снимаю!

Металлически-пружинисто заклекотали замки, уныло заскрипели петли, дверь отходила вглубь квартиры медленно, пока в проёме не показалась зловеще-серьёзная отёкшая физиономия Нины Карповны, на правой щеке отметины от подушки, на макушке вспенены волосы.

Признав Женю, она вышла на свет, её губы разомкнулись, расплываясь в беззубой улыбке, расширяя чёрную бездонную щель её рта. Старуха подбоченилась на один бок, обездвижено ждала. А из тёмной прихожей таранило тлетворным мясным запахом, будто бабка тушила испорченное мясо. Но больше всего его будоражила крупная лохматая фигура на четырёх --">