Ирина Анатольевна Ростовцева (Wirra) - Я вернулась

Особенно такие как ты — тяжелые, еле выхоженные. Он тебя точно помнит. Сходи-сходи.

Маша не отказывалась, только сначала решила сходить на источник — купить кружку с загнутым носиком и напиться воды. До источника Маша не дошла совсем немного. Она уже видела его широкие купола, когда дорогу ей перешла группа санаторских детей. Бледные, выстроенные парами, ведомые высокой санитаркой в драповом пальто и высокой норковой шапке. Маша пригляделась — и мальчики, и девочки тоже были в драповых пальто, серых шапках, завязанных под подбородком и странной обуви, которую Маша с трудом вспомнила как бурки. Из-за невзрачной, тусклой одежды и светлой кожи дети выглядели как чёрно-белые фотографии. Болезненные, тихие, они шли молча, не баловались, не смеялись и не спорили с воспитателями из-за пары.

Маша вспомнила себя — одинокую, брошенную в холодном кафеле больничных коридоров и свернула с тропинки. Захотелось домой, в тепло, лечь под одеяло и немного поспать.

«Надо к Михаилу Исаковичу съездить, хозяйка не отстанет, спросит ведь, почему не поехала», — Маша достала бумажку с адресом и пошагала, поправляя объемный шарф, к остановке.

Пока искала, она устала плутать и спрашивать у каждого незнакомого встречного адрес. Спасло ситуацию то, что Михаил Исакович её сразу вспомнил, обрадовался и усадил пить чай с шоколадными конфетами. Маша смотрела на него и не могла понять — узнаёт она его или нет. Образ в памяти был слишком размытым, но улыбка, интонации, движения иногда отзывались в ней, вытаскивая за собой сразу всплеск воспоминаний. Разговор тёк так быстро и живо, что, Маша сама не заметила, как рассказала врачу сначала о своём приезде, впечатлениях о городе, а затем и о своём несчастии. А заметив, разрыдалась.

— А ведь я помню твоих родителей. Тебя папа привозил, мама забирала. Да, хорошо помню. Они плакали много. За тебя боялись. Теперь ты за них плачешь. Ну поплачь. — Старый доктор задумчиво гладил Машу по плечу. — А ты не хочешь в наш санаторий сходить? Туда где лежала? Проповедать его?

— Разве можно? Туда ведь не всех пускают. — Маша прекрасно помнила правила и распорядки больничных учреждений.

— От меня можно. Как волонтёр. Я тебя пристрою, сходишь, помоешь что скажут, окна там, стены, а потом прогуляешься. Палату свою найдешь, игровую, там всё как раньше, — доктор нашёл для Маши утешение и, обрадованный этим, разулыбался.

— Конечно хочу, очень хочу, — Маша и мечтать о таком не могла. Она собиралась только сходить к санаторию, посмотреть через забор, как он выглядит сейчас.

— Я как договорюсь, тебе позвоню, — Михаил Искавич подлил чаю и протянул Маше конфету в самой красивой обёртке. — А Медовая гора совсем упала. Ты не ходила еще, не смотрела? Что ты! Тут прошлой зимой такой ветер был, она совсем на бок съехала. — Маша засмеялась вслед за доктором и развернула конфету. Домой она вернулась поздно и сразу улеглась спать.

На следующее утро Маша опять нашла под подушкой «подарок зайчика». На этот раз несколько карамелек и яблочко.

«Да что Тамара Васильевна, совсем что ли?» — Маша расчёсывала сбившуюся за ночь косу. Волосы не поддавались, запутываясь ещё больше, пока яблоко переливалось сочным ярким боком на подушке.

«И ведь не скажешь. Обидится», — Маша схватила из деревянной карандашницы ножницы и отрезала спутавшийся внизу пучок волос.

— Доброе утро! Я гулять! — крикнула Маша вглубь занавешенных комнат и, не дождавшись ответа, выбежала на улицу.

Город встретил сухим, тёплым ветром и ярким солнцем. Выросшая в Сибири, Маша не привыкла к такой погоде в ноябре и радовалась возможности ходить без шапки, в лёгком пальто и обуви на тонкой подошве. Добравшись до курортной части города без плана на день, Маша принялась бродить по всем дорожкам подряд, угадывая впервые она здесь, или уже была в детстве. Город обрел новые, свежие и красочные украшения — удобные скамейки, поющие фонтаны, красочные фотозоны. Он жил и развивался, а Маша среди современной мишуры искала город старый, созвучный её воспоминаниям.

Отщипывая мелкими кусочками сладкую булку в белой присыпке, Маша заметила сквозь густые кипарисовые лапы бело-красные полоски здания ванн и обрадовалась, как давнему знакомому.

«Я пойду! Я прямо сейчас пойду! И

--">