Антон Дмитриевич Емельянов , Сергей Анатольевич Савинов - Где-то рядом (СИ)

могло вызвать столько эмоций у столь жалкой личности?» — слезы на лице Пигмалиона окончательно высохли.

Шота, молодой бог, чья семья лишь в прошлом поколении смогла закрепиться в Каррии, дрожал от напряжения. Отец верно служил демиургу, получил дом в среднем городе, и теперь пришла очередь Шоты защитить честь семьи, но… Кровь, сила юности и жажда жизни пели в его жилах.

— Шота, — девушка, держащая его за руку, повисла на ней сильнее.

— Лися, тише, а то жильцы заметят и вызовут стражу, — молодой бог невольно представил, что во главе отряда окажется его отец. Вот это будет сюрприз для старика, парню одновременно было страшно и хотелось этого. Чтобы отец узнал, чем его сын на самом деле живет! Что думает обо всех его устаревших глупостях!

В этот момент парочка съехала к самому краю крыши, эхо от шуршания по старой глиняной черепице перестало отдаваться в ушах, и они смогли услышать то, ради чего нарушили все запреты родителей, которые следили, чтобы их наследники не вляпались в политику и прочие неприятности. На небольшой площади в окружении тысяч напряженных богов стояли две покрытые красной и белой драпировкой трибуны, а на них два бога. Оба молодые, один из благородной семьи, другой, как и сам Шота, из стражников — такие разные…

— Сегодня тут собрались лучшие боги города, — рядом шептала Лися, и ее глаза блестели. Шота невольно поморщился, подумав о том, что его девушка, кажется, легко бы променяла его на парня с трибуны.

— Да и мы тоже не могли пропустить, как Искра Севера размажет своими стихами выскочку из баров, — на автомате ответил Шота, а потом резко замолчал.

Боги на трибунах начали читать свои стихи, и им стоило помолчать, чтобы уловить каждое слово… Прошло полчаса, поэты, закончив, замерли в тишине, и только тогда парень с девушкой осознали, что все это время не шевелились.

— Разве это не чудесно? — голос Лиси звенел.

Война — войной. А розы — розами.

Стихи — стихами. Снами — сны.

Мы живы смехом! живы грёзами!

А если живы — мы сильны!

Она повторила строчки из стихотворения Искры Севера, и Шота опять заметил, как затуманились влюбленной дымкой ее глаза. Возможно, из-за этой обиды, а может, и просто так, но лично ему больше запали в душу слова другого поэта. Резкие, грубые, но в то же время они цепляли душу словно наждачка…

Знаете ли вы, бездарные, многие,

думающие нажраться лучше как…^[1]

Шота запомнил не так много, он никогда на самом деле не увлекался стихами, но теперь невольно повторял чужие строки, и его кулаки сжимались.

— Надо же так точно написать про нашу войну! — Лися оперлась на руку Шоты, спускаясь с крыши. — А если живы — мы сильны! Искра по-настоящему чувствует нас, тех, кто не готов умирать ради этой свары между Кариком и Атоном! Сколько богов уже потеряли там алтари и даже сложили головы? А есть ли между ними, вообще, разница?

— Отец говорит, что у Атона командуют только наследники высоких семей, а вот Карик… Он возвышает любого, в ком есть талант, и не важно откуда он, из внешнего города или из внутреннего.

— От безысходности! — Лися отмахнулась. — Ведь, когда все закончится, не сможет же он опираться на своих вояк и в обычной жизни? Значит, обманет и предаст, как и все демиурги. Они могут быть нормальными, даже с совестью и чувством долга, но их сила всегда ведет их в одну сторону, и только закон и крепкие роды других богов способны держать их в рамках… А еще ты думал, что творится в таком войске, где нормальные боги вынуждены постоянно находиться среди мусора с окраин или вообще из внешних миров? Тех, кто всегда нас ненавидел и совсем не против вонзить нож в спину⁈ Они же там везде! От них не отдохнуть!

— И лучше нюхать розы? — Шота понял, что с трудом сдерживает гнев. И откуда он? Раньше же ему, наоборот, нравилось слушать, как девушка выворачивает и разрушает все, что вбивали в него дома.

— Ты не понял, — Лися взяла своего спутника за руку, а потом внимательно посмотрела прямо в глаза. — Пока можно нюхать — мы нюхаем, но стих же был не только об этом. Искра пишет, что, если понадобится, мы, настоящие боги, тоже пойдем воевать, но только ради того, что нам дорого. Не ради Карика или этого новенького Кота! И если мы поднимемся, нас уже ничто не остановит!

— Если честно, звучит как оправдание, чтобы ничего не делать сейчас, — наверно, впервые с --">