Василий Горъ - Право сильного

из вас, кто не раз доказал свою доблесть и мужество!

На лицах некоторых воинов появились грустные усмешки.

«Чтобы тебе поверили – делай, а не говори…» - мысленно повторил он и оглядев толпу, вперил взгляд в знакомое лицо: - Кто из вас не слышал о Байзаре, сыне Шадрата, третьей сабле Маалоев?

Воин опешил.

- Именно он одним из первых смирил гордыню и, пробравшись в Сайка-ойтэ^[11], бросил его к копытам наших коней! Именно он, ворвавшись в длинную-юрту-для-солдат, отправил во Мрак почти две полные руки лайши! Именно он первым забрался на стену каменного стойбища баронов Устейр и уронил подвесной мост…

…Каждое новое имя, срывающееся с его губ, толпа встречала восторженным ревом – впервые за все время существования Степи берз собирался разделить дар Субэдэ-бали не с вождями, а с обычными воинами, причем как выходцами из сильных, известных всей степи родов, так и тех, кто родился в маленьких и почти никому не известных стойбищах. А те из вождей, которых видел Алван, хоть и хмурились, но молчали. Что радовало: как и предупреждал лайши, вожди слышали слова, но не понимали, что они ведут жеребят в его, Алвана, табуны.

Заметнее всего это стало тогда, когда Алван назвал имя Гвешера, сын Харвата, и объяснил, что считает подвигом беспрекословное выполнение приказов своего шири, а вождь Вайзаров не удержался и попробовал ему возразить:

- А что такого в простом выполнении приказа, берз?

Услышав этот вопрос, Алван снова подивился изощренности ума Гогнара, сына Алоя, и, с трудом сдержав торжествующую улыбку, сокрушенно вздохнул:

- Не понимаешь? Что ж, объясню: каждый из тех, кто стоит вокруг тебя – чей-то сын, брат или отец! Они – воины, но пошли за мной не для того, чтобы я оставил их кости гнить в этой земле, а чтобы дать будущее своим детям! Именно поэтому я делаю все, чтобы сберечь как можно больше их жизней и выделяю тех, кто скачет за мной следом^[12]…

- Да, но…

- Да, любая война – это чьи-то смерти. И уберечь всех просто невозможно… - жестом заткнув вождя Вайзаров, продолжил Алван. –. Но плох тот вождь, который не бережет тех, кто держит его саблю! Я – берегу! И ценю тех, кто делает это вместе со мной… Гвешер, сын Харвата в жесточайшей сече на стене Коме-тии^[13] ПРЕДЕЛЬНО ТОЧНО выполнил ВСЕ приказы своего шири и, тем самым, сберег жизни четырех полных рук Цхатаев, воинов, которые завтра бросят под копыта наших коней весь Диенн!

Судя по выражениям лиц, тонкости объяснения дошли не до всех. Но это берза не расстроило – он помнил фразу, которую ему сказал сын Алоя:

«Не увидишь понимания – не расстраивайся: тупым объяснят те, кто поумней, и уже завтра-послезавтра твою речь будут пересказывать даже дети…»

…Ждать, пока посыльные соберут всех перечисленных им воинов, Алван не собирался. Поэтому, назвав имя последнего, неторопливо спешился, дождался, пока телохранитель отодвинет в сторону шкуру пардуса, занавешивающую вход в Высокую юрту, и шагнул в пышущий жаром полумрак.

Как только шкура упала вниз, со стороны раскаленной жаровни к нему метнулась гибкая тень, а через мгновение, почувствовав прикосновение нежных рук своей адгеш-юли^[14], он скорее ощутил, чем услышал ее встревоженный шепот:

- Мой повелитель, медведь тебя, случайно, не задел?!

Еще полгода назад, услышав подобный вопрос от любой из своих женщин, берз впал бы в ярость. А тут улыбнулся, прижал лайш-ири^[15] к груди и с наслаждением вдохнул в себя ее запах:

- Нет, свет моей души, не задел…

- Точно? – чуть менее напряженным голосом спросила Дайана и на всякий случай ощупала его руки, грудь и живот.

- Точно: я воин, а не…

Жаркий, как ласки Кеите-иринэ^[16], поцелуй оборвал его на полуслове. А прикосновение горячего, как песок в летний полдень, тела затуманил мысли и на несколько мгновений вознес берза в чертоги богини любви.

- Знаешь, а я по тебе безумно соскучился… - с трудом оторвавшись от нежных губ северянки, признался Алван.

- Я – тоже… - тихонечко ответила девушка и, выскользнув из кольца его рук, испуганно прикрыла рот ладошкой.

- Что с тобой? – нахмурился берз.

- Мутит… кажется, от запаха мокрой медвежьей шерсти…

- Сильно?

Лайш-ири шагнула вперед, принюхалась – и опрометью бросилась к ночной вазе…

…Пару минут, пока девушку выворачивало наизнанку, Алван стоял, как громом пораженный. А когда она вытерла губы, выпрямилась и испуганно посмотрела на него, сорвался с --">