Андрей Дмитриевич Мадов - Довлатов на Дошираке

недовольные, ввиду твоего посягательства на их личное пространство, пассажиры не могут испортить этот момент триумфа.

Я, пытаясь сохранить остатки вежливости, осторожно пробираюсь глубже к противоположным дверям. Тут же получаю мощный удар в спину. Меня отрывает от земли и буквально впечатывает в других людей ополоумевший людской поток. Этот удар мгновенно выбивает радость, вежливость и веру в человечество.

Электричка трогает с места. Пытаюсь удержать равновесие и вопреки рефлексам не хвататься руками за других пассажиров, но на одной ноге это сделать не просто. Вторая зажата, настолько плотно, что я перестал ощущать ее как свою собственную.

Постепенно приспосабливаюсь, даже сильно бьющий в нос запах пота и неизбежности перестает беспокоить. Человек в этом смысле даст фору даже тараканам. Все перетерпим, ко всему привыкнем и слова лишнего не скажем.

Особенно если человек русский.

Однако суровая действительность не желает сбавлять обороты. В спину приходится еще один удар. Оборачиваюсь в поисках обидчика. Вижу старушку неприятной внешности. Губы тонкие, сомкнуты так плотно, что почти незаметны. Взгляд тяжелый, как все грехи человечества вместе взятые.

– Вы сейчас выходите? – Спрашивает она, перекрикивая шум.

– Нет – говорю, – не выхожу. Ни сейчас, ни на следующей.

А сам про себя думаю, выходить я конечно не собираюсь, но возможно меня просто вынесут. Выходят люди из вагона еще страшнее и опаснее чем в него попадают. Ну да ничего, одни вынесут, другие занесут обратно.

– Тогда давайте поменяемся. – Кричит мне старушка.

Я, напомню, стою на одной ноге, тут не то что поменяться, пошевелиться возможности никакой нет. И вокруг такая же картина. В средние века после таких близких контактов жениться пришлось бы.

Сначала я было подумал, бабушка решила пошутить. Бывает у стариков, скажем так, своеобразный юмор. Приглядевшись к ней, я понял, что ошибаюсь. Юмор там не то что бы давно умер, он даже никогда не зарождался.

С трудом подавил желание ответить на ее предложение в привычной для себя ядовито-саркастической манере. День еще только начинается, яд нужно беречь для особых случаев. Поэтому просто говорю: – «Как вы себе это представляете?»

Зря спросил. По глазам вижу, никак не представляет. Воображение еще меньше чем юмора. Наблюдательность в глубоком нокауте. Она знает только, что, если один человек не выходит на следующей остановке, а другой выходит, они должны поменяться. Внешние факторы дело десятое.

– Давайте, поезд остановится, часть людей выйдет, и я освобожу вам проход. – предлагаю я.

Она согласно кивает.

Я отворачиваюсь, пытаюсь поймать ускользнувшую мысль, что бродила в голове пока меня не отвлекли. Только начал подбираться поближе, почувствовал боль в единственной, твердо стоящей ноге и как что-то твердое уткнулось в шею. С трудом обернулся.

Старушка все же решила пойти на абордаж. Не обращая внимания на недовольные крики и ругань людей которым по зубам и глазам, она заехала высокоподнятой тростью, медленно и неуклонно, с грацией и эффективностью бульдозера она двигалась к выходу сминая под собой все живое.

У нее есть цель, четкая и осязаемая. Первой выбраться из вагона. Первой бегом добежать до эскалатора. Вихрем промчаться по улицам города, лишь бы раньше всех успеть на прием к кардиологу и пожаловаться на больное сердце.

Московское метро – это отличная зарядка перед тяжелым рабочим днем. Оно насыщает тебя до краев ненавистью и презрением ко всему. В результате приходишь на работу в подходящем настроении. Иначе просто нельзя.

Настроение все равно испортят рано или поздно. Так уж лучше сразу. Зачем давать росткам надежды пускать корни. Подобный сорняк нужно вырывать сразу, решительно и бесповоротно. Иначе нельзя, иначе можно немного поверить в счастье…

Рабочий день начинается с общего собрания. Стая собирается вокруг вожака и слушает его проповеди.

Единственная приятная вещь в них – неизменность. Изо дня в день повторяется одно и тоже. Про планы продаж, работу с клиентами, про то, что мы лицо этой компании и должны вести себя соответствующе. Если слышал один раз, больше можно не слушать, главное сохранять серьезное выражение лица и кивать в случайных местах.

--">