Андрей Уланов , Михаил Александрович Лапиков - Глубокая охота

приёмной без хотя бы одной пары орденоносных командиров суперлинкоров из двух разных боярских родов казался чем-то небывалым. Тем не менее, именно это там и происходило.

— Сам дурак! — левая бровь Стиллмана чуть заметно дрогнула. В его приёмной оказывались разные гостьи, но такие откровенные в общении с непоколебимым паном Гжегожем, пожалуй, впервые.

— Подпись. Согласование. Печать. Виза, — судя по глухим ударам каждый аргумент от всей широты души припечатывался сверху кулаком по столу. — И только посмей не пустить, душа чернильная, мне по всем вашим обезьяньим ритуалам назначено!

— Пан Гжегож, в самом деле, пустите уже нашу посетительницу, — Стиллман не выдержал, прижал клавишу селектора и лично пришёл на помощь секретарю. — Не заставляйте даму ждать.

К тому, кто явится в его кабинет, жизнь Ответственного администратора Исаака Стиллмана не готовила.

— Газель? — удивлённо спросил он. В девушке в изящно приталенном и явно сшитом на заказ псевдо-военном мундирчике — отличий ровно столько, чтобы не спутать его с настоящей формой морской ударной полусотни — ответственный администратор моментально признал собственную дочь. Отличницу, спортсменку и активистку. Но только сейчас Исаак Стиллман осознал, какой именно организации.

— Здравствуй, папа, — юная гостья прошла к столику, отставила жалобно звякнувший фарфором поднос в сторону и плюхнула на столик чуть помятый ворох официального вида бумаг. — Я знаю, мы уже год не виделись, но извини, сегодня я к тебе не чаи гонять пришла.

— М? — Ответственный администратор чуть заметно поднял левую бровь.

— Мы с девочками хотим оказаться на действительной службе на благо Конфедерации! — выпалила Газель. И тут же добавила, на добивание. — Мама согласна!

— Гхрм, — Исаак Стиллман взял бумаги в руки. Прошение, сводка по сертификатам, пофамильный список... — А вы — это, простите, кто?

— Ну, я, — начала Газель. — И в порядке формирования актива Верзохина-Джурай, Марыська Пшешешенко, Сабурова-Сакаенко младшая, Саманта Ньюберри, обе Тоямы и дальше по списку ещё девяносто четыре фамилии. Если тебе интересно, да, примерно того же уровня.

«Ксо, шиматта, — подумал ответственный администратор. — И тут одни восточноимперцы!»

— Простите, Газель Исааковна, — официальным голосом произнёс отец. — А кем?

— А ты не видишь? — Газель демонстративно подёргала пижонский аксельбант псевдо-флотской парадки. — Мы тебе две ударных полусотни бортовой флайт-станицы родили. Истинное чудо порочного зачатия! Средний налёт около семисот часов. Сертификаты государственного образца. Инструктора все уже военных лет, не годные к практической боевой по инвалидности.

При этих словах в памяти Ответственного администратора всплыло какое-то неприятное воспоминание.

— То есть, — начал он, — тот отказ В-Д Эйр Кантай увеличить объёмы поставок флоту не смотря на увеличение загруженности производства...

— Есть исполнение заказа наших тренировочных аэродромов на поставку современной боеспособной техники, — подтвердила дочь. — Замечательный скандал, да пап? Все передовицы соберёт. Когда там у тебя перевыборы на календаре?

— Бабы на флоте? — демонстративно задумался Стиллман в ответ. — Ты представляешь, что мне адмиралы по этому поводу скажут?

— А что они скажут, папочка? Ты что, не понял? Здесь подписи всех. И девчонок и матерей. Специально, чтобы твои заслуженные орденоносные педрилы могли подтереться всеми теми бумажками, которые решат куда-либо по этому поводу отправить, едва лишь поймут, на чьих жён и детей голос поднимают! — Газель спазматически задохнулась.

Администратор улыбнулся и промолчал. Он таких ошибок в своих публичных речах давно уже не совершал. К своему глубокому сожалению, такую искренность он себе мог позволить и того реже.

— А если ты сейчас этому не дашь ход — мы пойдём ко всем! — гневно продолжила дочь. — От комитета солдатских матерей эмигрантских наций за право служить Конфедерации до каждого бульварного листка по «Москву сбоку» включительно! И можешь поверить, что у них мы сдерживаться на язык уже не станем!

— Газель Исааковна, — не отказал себе в удовольствии подколки Стиллман. — Вы хотите сказать, что сейчас вы ещё сдерживаетесь?

— Да! — на стол упала ещё одна припечатанная для веса кулаком бумага. Гербовая, с печатями и золотым обрезом. — У меня тысяча двести --">