Владимир Александрович Сухинин - Бои без правил

словно ядовитая змея, прошипела она, – и останешься без яиц.

– А мне плевать, – отозвался приходящий в себя немолодой эльфар. Он плюнул Ганге в лицо, но та успела отклониться и надавила кинжалом сильнее.

– Это ты сейчас так говоришь, – нарочито ласковым, бархатным голосом произнесла Ганга. – Посмотрим, как ты запоешь от шаманских пыток.

Она резко взмахнула левой рукой и ударила кулаком в челюсть эльфара. Тот мотнул головой и закрыл глаза.

Ганга осмотрела эльфара магическим взором. Маг, но слабый, поняла она и презрительно скривилась. Вытащила из-за пазухи кулон и, пошептав, указала рукой на лежащего в беспамятстве снежного эльфара. Она видела, как из кулона вылетел дух и вошел в тело снежка. Этот дух отсечет эльфара от его дара и возьмет управление телом на себя.

Сделав это, Ганга поднялась и осмотрелась. Вокруг, куда бы ни проникал ее взгляд, везде была песчаная пустыня. Но за спиной протекала небольшая мутная речушка, теряющаяся в безбрежных песках. По берегам реки местами росли кусты и низкие деревья, дающие небольшую тень. Она посмотрела на местное светило, палящее сверху, и по кровной связи потянулась к жениху. Связи не было.

«Значит, это другой мир», – со вздохом горького разочарования догадалась орчанка. Она посмотрела на лежащего эльфара и в сердцах пнула его ногой. «Если не найду еды, съем его», – решила она.

Ганга скептически осмотрела свой наряд. Бальное платье не для похода. Она решительно отрезала подол выше колен и тем, что отрезала, повязала голову. Теперь ей стало легче. Не так пекло, и можно было свободно двигаться.

«Ага! Двигаться!» – Ганга посмотрела на бальные туфли. Сняла их и закинула далеко в барханы. Обожгло ноги раскаленным песком. Подпрыгивая, она подошла к эльфару и сняла с него полусапожки. Потом подумала и стащила с него штаны, надела на себя. Почти впору. Немного великоваты, но это даже лучше, не так будет жарко. Потом из отрезанного подола нарезала портянки и, обмотав ноги, надела обувь, снятую с эльфара. Притопнула и осталась довольна.

«Полдела сделано», – подумала она. Подошла к реке и прощупала ее магическим взором. Вода хоть и мутная, но пригодна к употреблению.

Обругав себя за непредусмотрительность, Ганга пошла искать туфли. Нашла и вернулась к реке. Зачерпнула воды и применила заклинание очищения. Вода забурлила и стала прозрачной. На дне остался мутный осадок Осторожно перелив воду в другую туфлю, Ганга утолила жажду.

Прицепила туфли к поясу штанов и стала искать жизнь в воде. И вскоре она ее нашла. В реке водилась рыба.

Еще через десять минут она держала в руках большого усатого угря. Такие водились в реках ее родной степи. Есть сырую рыбу ей было привычно, и вскоре она утолила голод.

«А все не так уж и плохо, – подумала она. – Осталось понять, как отсюда выбраться…»

Лер Шавга-ил из дома Высокой кручи был избран для великой миссии. Так ему передали координаторы Братства. Он был горд от выпавшей ему роли. Он должен был захватить и унести орскую невесту человека в другой мир. Это не был путь в один конец. Он имел координаты портала, что вернет его обратно. А орчанку он должен был оставить здесь. Но он не учел скорость реакции девушки. Она действовала молниеносно. Его надеждам на секундный шок девушки с целью применить парализующее заклинание не суждено было сбыться. Еще при переносе она придушила его и, ухватив между ног, не позволила ему вовремя среагировать. И еще она оказалась неимоверно сильной. А он был уже немолод и не смог справиться с ней.

Но все равно он сделал то, к чему был призван Братством. Лер гордился собой и ушел в беспамятство полный решимости умереть.

Его выдернула из забвения боль, которая прострелила спину, скрутила его так, что он выгнулся и громко закричал. Боль отступила, и он смог открыть глаза. Первое, что он увидел, – это орчанку, которая была одета странным образом. На ней было короткое платье и штаны… Его штаны! И сапоги. А он!.. Он был обнажен по пояс. С него сняли даже подштанники, и он лежал в тени на виду женщины с открытым срамом. Лер Шавга-ил испытал душевную боль и стыд, которые были сильнее физических страданий. Он застонал, прикрыл глаза и хотел разразиться бранью, но из его уст вырывался только едва слышный свист.

– О! Пришел в себя! – орчанка, стоявшая к нему спиной, повернулась. – Ругаешься, – даже не спрашивая, а просто утверждая как известный ей факт, произнесла она. В ее голосе не было злобы и ненависти. Не было отчаяния и --">