Эми Мун - В плену альфы

чисто. Никогда Алена их пьяными не видела, и тихие очень. Все мечтали накопить на однушку, хоть плохую но свою.

Алена надеялась, что получится. Сама бы хотела отсюда убраться, но… Вздохнув, вручила последний чебурек. Но приходится экономить на всем. И мясо-то не всегда есть в доме.

— А ты поиграть выйдешь? С куклами! — дернула за рукав Дашенька.

И неважно, что куколки эти самодельные самого непрезентабельного вида. Из лоскутков и тряпок сшитые, но Алена каждую любила.

— Посплю только. И уберусь. Но если хотите, можете помочь, — добавила с хитринкой.

Малыши тут же зашептались. Зазвучало уверенное «придем». Такие лапушки! Уборка для них еще игра, а вот для нее — набившая оскомину рутина. Но Алена не жаловалась. Все могло быть гораздо хуже.

Она зябко повела плечами и, подхватив пакет, пошла домой.

Подъезд окутал прохладой и запахом бедности. Иногда Алене казалось, что именно здесь проходил рубеж между подобием жизни и улицей. И никто не мог сказать, какая именно дорога приведет к этой незримой границе. Бабу Люду выгнал муж, с которым она прожила больше сорока лет, а дочери до нее нет дела — своя семья, свои заботы. Толик с Василисой нашли общее на дне бутылки и просто спились. Геннадию Аристарховичу обыкновенно не повезло — одна неудача за другой, а потом и вовсе инвалидность. Но мужчина ничего, держался молодцом, и пусть не ходил, но упорно стремился к нормальной жизни, так же как Голубковы — или Голубки — родители Матвея. Но из болота не так просто выбраться. А в ее положении и подавно.

— Аленка-а-а, ты шоле?! — донесся из соседней двери визгливый голос бабы Люды.

Девушка вздохнула — все то она услышит.

— Да, я…

— А зайди, милая.

Ох, ей бы домой! Ввалиться в комнату и рухнуть на тахту, с протяжным стоном выдыхая тяжесть ночной смены. Но Алена зашла. Старушку только пожалеть можно — одна совсем, а пенсии едва на «выжить» хватает. Чужих денег баба Люба ни копейки не брала, милостыню не клянчила. Все сама, пока руки работают.

— Здравствуйте, — Алена просочилась в пыльную темную комнату. Видела баба Люда уже плохо, но как-то умудрялась вязать симпатичные шапочки-носочки и приторговывать ими у станции метро, рядом с такими же старушками.

— И тебе не хворать. Опять малышню взбаламутила?

— Немножко совсем, — улыбнулась, разворачивая лоток с мясом и аккуратно выставляя на стол.

Баба Люба притворилась, что не услышала шуршания пакета.

Их негласное правило: помогай, но втихушку. Алена помогала. А баба Люда каждую зиму их с братом баловала теплыми варежками и носками. Тимохе особенно к месту приходилось — на стройке холод собачий.

— Любят они тебя, — протянула баба Люда. — Пошла бы в няньки, а? Цены бы не было.

Она бы пошла, да только без паспорта мало где устроиться можно. Двадцатый год идет, а она все мыкается. А столько бы сразу проблем решилось! Хоть бы с тем же препаратом… Опять на него цены подскочили. Тимоха вчера вернулся со «встречи» злой и дерганый. Выложил на стол жалких две ампулы — ей не хватит и на неделю. Как прятаться? Алена нахмурилась, отгоняя мрачные мысли. Придумает что-нибудь, сколько раз уж такое было…

— Подумаю, баба Люда, — и, круто сменив тему, добавила: — А что это у вас, опять телевизор не работает?

— Сдох, окаянный, — проворчала женщина. — Истинно на этот раз сдох.

Алена устроила пакеты рядом с вешалкой и подошла к допотопному ящику времен царя Гороха.

Чинить она не умела, но может… ага! Вилка отошла немного. Алена поправила штепсель, и раритет ожил. Вернее — заговорил, по экрану бежали мушки и всполохи.

«… бывший завод ушел с торгов к владельцу ООО «Фрозен Компани» Варгу Лемману…» — прошуршал диктор.

— А-а-а, таки купил, волчара позорная, — хмыкнула баба Люда.

Под ложечкой противно екнуло.

— Волч… кто?

Баба Люда рукой махнула и вернулась к своим спицам. Застучала дробненько, и сердце застучало вместе с ними. Нервно, с надрывом.

— Ну, оборотень, — ответила неохотно. — Уж неделю как о нем в новостях трубят. Явился красавец драный, и давай то одно, то другое скупать. Деньги свои кровавые отмывает, да…

— Кровавые? — прошептала, вглядываясь в искаженный помехами экран.

Ничего не видно. Только фигуры двигаются туда-сюда, но не разобрать, кто из них — оборотень.

— А нет разве? — сварливо цокнула женщина. — Пошто ему тот завод нужен? Альфе этой, чтоб его. Сидел в своем Ленинграде, в ус не --">