Ксения Мироненко - Креймор

17

Баи, молчи.

Ради всего святого, молчи!

Ну хоть один раз в жизни прикуси язык. Это же просто. Ну, должно быть просто. Давай, крепись!…

Помни: ты — всего лишь какой-то одноглазый калека, который помогает тут с больными. Не стоит привлекать к себе лишнее внимание. В конце концов, ты ничего никому не докажешь, а у мэтра будут лишние неприятности. Как бы не хотелось за него заступиться. Как бы не хотелось поставить на место этих людей. Не вмешивайся. Мэтр сам об этом просил. Не раз, не два, и даже не три…

— Это вы погубили его! Вы! Все эти слухи будто вы что угодно можете вылечить — просто бессовестная ложь! — почтеннейшая матрона Генриетта орала что есть дури, импульсивно размахивая руками прямо перед носом у невозмутимо стоявшего напротив мэтра Янсенса. Я искренне не понимал из каких глубоких закромов он черпает терпение. У меня оно давно кончилось, и держаться с каждой секундой становилось всё труднее. Да что там, даже здоровяк Эмиль уже сжимал кулаки, хотя он-то за три года работы тут навидался всякого.

— Я подам на вас жалобу в городской совет! — господин Коппинс, её супруг, ни на дюйм не уступал ей ни в громогласности, ни в бурности эмоций. — Вы не целитель! Вы — базарный шарлатан, и ваш лазарет не даром обходят стороной приличные люди! Я вам этого не спущу! Давно пора выдворить вас из города!

— Как вам будет угодно, — с непробиваемой вежливостью ответил Янсенс. — Однако учитывайте, что любая врачебная помощь должна оказываться своевременно. Вы сами сказали, что боли стали усиливаться с пяти часов после полудня. Сейчас перевалило глубоко за полночь. Так почему же вы сразу не поехали сюда, раз уж мэтр Вербек расписался в своём бессилии?

— Вести отца в вашу грязную дыру? Прилюдно? Средь бела дня? Вы что, шутите? Чтоб об этом потом весь город говорил? — госпожа Генриетта едва не задохнулась от возмущения. — Мы насилу дождались пока все зеваки разойдутся спать! И то нас, похоже, видела какая-то пьяная чернь в мясницком переулке. Упаси Владыка пойдут слухи…

«Слухи пойдут» она говорит! Я, видимо, и правда дурак, и ничего не понимаю в жизни. И, если она всерьёз всё это несёт, то и понимать не хочу. Никогда.

Слухи их волнуют… За то теперь они ни капли не волнуют господина Де Винтера, безжизненно обмякшего на постели. Лицо его, ещё недавно перекошенное в агонии приступа, теперь больше напоминало оплывшую восковую маску. Огоньки масляных лампад очерчивали каждую морщинку.

Смерть. Снова смерть, и снова рядом со мной. Мне начинает всерьёз казаться, что она меня преследует.

— У вашего отца две недели не прекращались боли в груди, — мэтр невольно заставлял восхищаться своей выдержкой. — Вы сами рассказали, что сдавливало, жгло и отдавало в левое плечо. Это — признаки обострения болезни сердца. Возникает вопрос: а чем вообще занимались мои уважаемые коллеги в госпитале святого Азария?! Кровопускания ему делали? Какое лечение назначал мэтр Вербек? И почему это он разрешил господину Дэ Винтеру посещать заседания городского совета в таком состоянии?

— Мэтр Вербек пытался запретить это, — презрительно поджала губы госпожа Коппинс. — Пришлось заплатить ему золотом за то чтобы он не препятствовал отцу ходить на собрания и курить. И вообще, какая наглость! Как можно пожилому больному человеку запрещать порадовать себя трубочкой-другой, будто от этого есть вред какой?

— Вообще-то есть, и немалый, — мэтр не дрогнул. — И при всех наших разногласиях, тут я с Вербеком согласен. Кроме того момента что он отменил запреты в обмен на деньги. Воздержаться от переживаний, физических нагрузок, нездоровой пищи и курения, почтеннейшие господа, это были не капризы доктора, и даже не правила госпиталя. Это была часть лечения, и от этого напрямую зависело, поправится ли господин Дэ Винтер или умрёт от сердечного приступа. Что в итоге и случилось.

— Какая ещё нездоровая пища? — снова вклинился господин Коппинс. — Я лично платил за то чтоб тестю готовили только самое лучшее! Свежайшая дичь! Кролик, фазан, а вчера к обеду подали свинину в винном соусе!…

Эмиль, почуявший неладное, дёрнул меня за плечо и буквально потащил за дверь. И спасибо ему.

— Ублюдки. Тупорылые расфуфыренные ублюдки с опилками вместо мозгов!…

— Ты это, за языком-то следи, — угрюмо оборвал меня бывалый брат милосердия. — Не ровен час услышит кто как ты так про уважаемых людей говоришь — и всё, --">