Костерера, в это время дня всегда была в своих покоях и возилась с разного рода счетами, как и полагалось хозяйке замка.

— Сестра, — прямо с порога начал Бенетор, — лорд Ретруд Эстерграр умер вчера вечером.

— Я уже знаю, — ответила леди Ротруда.

— И я должен поехать в Эстергхалл, чтобы принести присягу тринадцатилетнему мальчишке, который хочет назваться лордом. Все дела и все управление на время моего — надеюсь, непродолжительного — отсутствия ложатся на твои плечи. И дети, самое главное — забота о детях.

— Конечно, брат, — женщина оторвалась от изучения товарных накладных и принялась теребить в пальцах чеканный медальон из бледного золота, что висел у нее на шее на цепочке из того же металла. — Могу ли я узнать, в силе ли твоя договоренность с… нашим другом?

— Я дал ему слово, — ответил лорд Эргос. — Но оно связывает меня лишь в определенной мере. Я еще не знаю, как сложится… ситуация. И пока я не пойму этого, я не буду действовать.

Уже к ночи в Кримхельтон приехали лорды Сергорт и Фарлонг, а с ними старший сын давно больного, но все никак не умирающего лорда Незергарда.

— Каждый раз, как умирает Эстергар, мой замок превращается в проходной двор, — деланно-недовольно пробормотал Бенетор и пошел встречать гостей. В его обязанности не входило оказывать им особые почести, но позаботиться о комфорте всех прибывших было необходимо. Из ближайших соседей лорду Эргосу был приятен только сир Бренн Незергард — за полное отсутствие у того высокомерия и чванливости. Вот и в этот свой приезд он привез две большие клетки с воронами, не думая о том, как роль посыльного скажется на его статусе. Лорд Бенетор велел разместить его в самых лучших гостевых покоях.

Оставалось только дождаться четырех лордов с юга, которые должны были прибыть утром следующего дня или, самое позднее, к полудню, чтобы всем вместе отправиться в Эстергхалл. Так было безопаснее, и дорогой можно было много что обсудить. К тому же, если бы каждый ехал в собственной повозке, то всем не хватило бы места на стоянке перед замком сюзерена.

Убедившись, что о гостях позаботились должным образом, и всех детей уложили спать, лорд Бенетор решил последовать общему примеру и тоже отправился в опочивальню. Разбудили его глубокой ночью, задолго до рассвета. Проснувшись, он увидел возле своей кровати сестру. Она была одета в белую ночную сорочку, поверх которой был накинут домашний шерстяной плащ, а в руках держала свечу в бронзовом подсвечнике.

— Что случилась, сестра? — спросил лорд, приподнимаясь на постели.

— Наш друг приехал и хочет говорить с тобой, — ответила леди Ротруда.

Ее лицо в свете единственного дрожащего огонька пламени выглядело довольно зловеще, по медальону на шее прыгали зеленые блики.

— Он в замке? — спросил Бенетор, догадавшись, о ком идет речь, но больше пока ничего не понимая.

— Нет, он ждет тебя на стоянке, в хижине смотрителя.

— Он ждет, что я пойду ночью на тракт? — этот вопрос лорд Бенетор задал, уже одеваясь, но осекся, вспомнив, к кому обращается.

Леди Ротруда когда-то в одиночку преодолела путь от Формдорфа до Кримхельтона в одну ночь, ехала верхом через лес по ледяному тракту почти двадцать лиг, к утру загнала лошадь, но добралась до дома. Что по сравнению с этим небольшая прогулка под луной, которую предстоит совершить ее брату?

— Хорошо, — произнес лорд Эргос. — В конце концов, нам действительно есть о чем переговорить. Я пойду к нему сейчас. А ты, сестра, иди в комнату Итлисс и оставайся там до утра.

Бенетор сам не мог точно сказать, какие опасности могут грозить девочке в замке, когда уже десять дней как миновало снежное поветрие, но в той сложной и неопределенной ситуации, в которой он оказался, ему было необходимо для собственного успокоения, чтобы с его любимой дочерью находится родной человек, которому можно доверять.

Все жилища смотрителей на Севере снаружи выглядели совершенно одинаково — темные, глухие деревянные строения без окон, старые и зачастую ветхие, но всегда с крепкими засовами на дверях. Смотритель почти всегда жил один, никто и никогда не заходил в его жилище, а еду, воду и все остальное необходимое для жизни оставляли перед дверью.

«Он мог попросить меня принять его в замке так, чтобы никто об этом не узнал, — недовольно рассуждал про себя Бенетор, идя по тракту, освещенному лишь лунным светом. — Мог переговорить со мной в любой из --">