(MajorHaru) - Стань моей надеждой (СИ)

запрещено, если не приказывают, но сейчас это была явная провокация со стороны надзирателя. – Ничего, девочка, ты еще будешь молить меня, ползать на коленях и умолять трахнуть тебя.

Грубый мужской голос резал слух.

Мичиру видела большие волосатые руки, сжимающие дубинку и нечищеные ботинки огромного размера.

- Следующий!

Мужчина пошел дальше, и Кайо выдохнула.

Полчаса относительного спокойствия были обеспечены. Спокойствия от охраны, но не от сокамерниц и не от соседей.

Закончив проверку, охрана выстроила заключенных и строем повела в столовую, где их ждала традиционная трапеза – каша из риса или ячменя.

Закрыв глаза, Мичиру сидела перед тарелкой с рисовой кашей, ожидая сигнала к началу трапезы. Мичиру быстро объяснили, что только за то, что откроешь глаза или, не дай Бог, притронешься к еде, не получив сигнала, можно оказаться в карцере.

Прибыв в тюрьму «Косуга», Кайо сразу попала в грязную одиночную камеру, где ей дали свод правил тюремного распорядка. Он содержал сотни пунктов правил для жизни в тюрьме. Она провела там два дня, изучая правила поведения. Все это время девушке приходилось сидеть строго посередине комнаты, ей запрещалось вставать и садиться на футон, который считался постелью.

Вспомнив это, Мичиру содрогнулась. Тишина. Тусклая лампочка под самым потолком, которая едва-едва давала возможность читать. Никакого дневного света. Затхлый воздух и запах сырости.

Комок подкатил к горлу девушки, слезы, несмотря на плотно сжатые веки, потекли по ее щекам, но она не могла шелохнуться, не могла стереть их, иначе снова оказалась бы там.

Прозвучавшая команда дала ей шанс быстро вытереть слезы и поесть. Полчаса пролетели как один миг, и заключенных снова погнали строем в камеры, где они должны были переодеться.

Сняв зеленую робу, Мичиру сжалась в комочек, стыдливо прикрывая грудь и низ живота. Прошло два месяца ежедневных унижений, страха и боли.

Она пережила всего два месяца, всего шестьдесят дней унижений, но впереди их оставалось гораздо больше, чем она могла бы вынести.

Мичиру невольно всхлипнула и тут же получила чувствительный тычок в бок и едва слышимый злой шепот:

- Затухни, Кайо! И на этот раз, будь добра, постарайся не облажаться! – слова были словно выплюнуты в ее лицо.

Скрип ботинок надзирательниц, их тяжелое дыхание и звук наручников на поясах.

Мичиру хотелось провалиться сквозь землю, стать невидимой. Она снова и снова сдерживала рыдания и спрашивала высшие силы – почему она не умерла в тот день, почему осталась жива, почему она заслужила весь этот ад?

Прошедшие на середину коридора охранники остановились, и вот послышалась команда, по которой все заключенные, раздетые догола, поднимали руки и ноги в давно установленном порядке для личного досмотра, им приходилось высовывать язык и раздвигать ягодицы, и никто не знал, что взбредет в голову надзирателю в следующую секунду. Мичиру сразу дали понять, что стоит ошибиться в установленной последовательности действий и придется все начинать сначала. И заключенные, и охрана называли это «канкан одори» - «танец канкан».

Закрыв глаза, Мичиру ждала, когда напротив нее окажется проверяющий. Казалось, что им доставляет это удовольствие. Среди охранников были и мужчины, и женщины и в тюрьме никто не обращал внимания на разницу полов арестантов и надзирателей. Было лишь одно послабление – заключенные мужчины и женщины содержались в разных блоках тюрьмы.

Перед Мичиру остановилась женщина-охранник:

- Кайо! Начинай!

Сгорая от стыда, Мичиру проделала положенные движения, показывая отсутствие запрещенных предметов. Она здесь уже два месяца, и эта процедура продолжается дважды в день, но она все равно не может привыкнуть. Да и как привыкнуть к такому издевательству над человеком?

– Одеваться.

Услышав команду, Мичиру сорвалась с места и нырнула в свою камеру, чтобы как можно скорее надеть рабочую робу. Пара минут и заключенных снова выстраивают строго друг за другом и ведут на работу в производственные мастерские при тюрьмах, где можно заработать до ста

--">