Алекс Кошкин - Факультет некромантии имени меня покойного

оказалась невысоким и юным. Но рассматривать себя времени не было. Так, одной рукой проверил, что я все еще мальчик, и решил пока отложить остальные вопросы к себе. Время уходило, а допрос трупов возможен не так уж долго после их смерти. Особенно, если надо считать воспоминания общего характера. Узнать, где человек жил, с кем общался, из какого города и берут ли там нищие хлебом или просят монетку. В общем, вещи на допросе трупов обычно неважные. Но не для меня.

Девчонка, решившая свести с счеты с жизнью, была красивой, ухоженной. Но видимо дурой. А считывание памяти дур — занятие особенно неприятное. Но время уходит.

Положил руку на затылок, призвал силу и буркнул заклинание. Тут же полились образы, и я сразу скривился. Девка была не просто дурой, а ДУРОЙ! Она даже имя короля не знала! В голове, кроме бесконечных нарядов, были только самые отрывочные знания о мире. Но даже этого хватило, чтобы понять, что с момента моей смерти прошло очень много лет и мир сильно изменился. Хотя бы потому, что все модные платья были эльфийскими. И шили их эльфы, свободно живущие среди людей и даже работавшие обслугой. Папа девочки был богатым лордом, мать — бедной чародейкой, а она покончила с собой из-за любви к темному магу. Ученику. Некроманта. Обучающегося в школе магии. В моем родовом замке. На факультете имени меня покойного!

Мой парадный портрет в моей же малой гостиной хорошо отпечатался в памяти влюбчивой дуры. Высокий, худой, в черной мантии с алой подкладкой. Золотые волосы спадали аккуратными локонами, а глаза горели зеленью. В жизни-то я был куда более серый и блеклый, чем на том портрете. Ни золота волос, ни зелени глаз. Так, намеки.

В голове всплывали образы школы. Девочке все очень подробно рассказали, показали и проводили по всем интересным местам. Это она еще запомнить смогла. Даже имена преподавателей, хотя тут чувствовалось воздействие. Но больше всего меня привело в шок, как много детей училось в моем замке. Как огромна была школа и как много достойных магов тратили время на несносных учеников. Девушку это тоже поразило. В ее родовом замке обычаи и манеры несильно-то и отличались от царивших в мои годы.

Немного отойдя от первого шока и придя в себя, я все еще укладывал в голове цены на атласные ленты и движения модных танцев, когда наконец-то глянул на себя. На труп.

Сохранился я довольно неплохо. Лицо узнавалось. Как и чувствовалась легкая паутинка сдерживающего проклятья. Сосредоточился и потянул ниточку на себя, распутывая образ. Но старая магия лопнула с гулом целого колокола. Успел только понять, что убить меня до конца не смогли. Сжечь или расчленить побоялись. Но запечатали душу в теле, наложив условие, что освобожусь я, только если в один день в моем склепе умрут два человека. Один добровольно, второй случайно.

Снял свое же кольцо и надел на новый палец. Привык я к нему. И стал думать.

— Мозарин! Что ты опять натворил! — потайная дверь распахнулась, и я увидел директора школы.

Хвала мертвой девке, я знал кто это. Седоволосый старик в красивой золотой мантии с вышивкой. Светлый маг, вхожий на приемы и балы самого высокого уровня. Не женат, но есть взрослые дети. Младший даже очень ничего.

— Совершенно ничего! — память покойного мальчика выдала, что столь красивые имена, как мое, получали все сиротки в интернате для одаренных детей. Откуда я, собственно, и родом. А в интернат детей с даром покупали у безродных или брали ублюдков, если один из родителей был маг.

— Как это ничего? — директор был просто в ярости. Но я-то видел, что он скорее держит образ перед мелким.

И хоть про этого Мозарина я пока ничего толком не знал, все же я уже раз был ребенком и даже учеником мага. А все дети совершенно одинаковы, сколько бы времени не прошло.

— Я упал! — вспомнил я где очнулся. — А она уже была мертвой!

— И все? — директор с подозрением всматривался в мое лицо.

— Ну. Вот он, — я показал в сторону своего гроба, — отдал свое кольцо, и потом сработала какая-то магия.

— Ты головой не ударился? — директор заглянул в гроб и даже не удивился.

— Кажется, ударился! До сих пор все гудит и тошнит сильно. Я вот оттуда упал.

Директор взглянул, откуда именно я выпал, а это был узкий лаз под потолком, и потер рукой шею.

— Сейчас отправлю тебя к лекарям, а, когда выпустят, в наказание за то, что пролез в запретный склеп, будешь две ночи помогать в оранжерее!

— …ять! — я по ниже опустил --">