Julia Candore - Любовь ювелирной огранки

Стояла лунная ночь тринадцатого числа неопределенного месяца. И чем эта ночь закончилась, не знал никто, кроме Пелагеи и Ли Тэ Ри. Но даже они — не до конца.

Эпилог

Ли Тэ Ри сказал, что никогда ее не бросит.

Пелагея сказала, что пусть только попробует.

Ли Тэ Ри сказал, что ни о чем не жалеет.

И у Пелагеи проснулся пророческий дар: скоро они оба глубоко пожалеют. Дайте только срок.

Одной снежной морозной ночью в краю Зимней Полуночи она снова свалилась в обморок.

— Ну всё, теперь я точно умираю. Ведь правда, доктор? — спросила она, возведя глаза на почтенного бородатого старца, который мерил ей пульс.

— Ничего подобного, — заявил тот. И отодвинулся, словно у нее была страшная заразная болезнь. — Должен поздравить ваше семейство с пополнением.

— То есть как? — хором спросили фея и эльф. Правда, с разными интонациями.

В вопросе феи сквозило расстройство. У эльфа в голосе преобладало облегчение: ну вот теперь-то проклятье точно снято!

На Пелагею в одночасье обрушилось то, что многие зовут женским счастьем, но что лично для нее было женским наказанием.

— Семейство? Пополнение? З-з-зелень сушеная! — сокрушалась Пелагея. — У нас даже свадьбы не было. Может, я лучше умру, а?

Она никак не могла принять себя в новом статусе.

— Свадьба будет, — заверил ее Ли Тэ Ри.

Он подсел к ней на кровать и быстренько надел ей на безымянный палец кольцо, которое долго и упорно доводил до совершенства у себя в мастерской. Обогрев, вера в себя, маячок слежения… Пелагее всё это было просто жизненно необходимо. Особенно последнее. Вдруг ее переклинит и она захочет сбежать от своих супружеских и родительских обязанностей?

— И что теперь? — чуть ли не плача, спросила она.

Врач скорбно развел руками.

— Первый подобный случай в моей практике, — покаялся он. — Чтобы фея и эльф… М-да, беспрецедентное явление.

Доктор ушёл, и Пелагея выбралась из постели, чтобы вдоволь побиться головой о березу (может, хоть мозги на место встанут).

— Ну ты чего? Ведь никакой трагедии, — опешил куратор.

— Это у тебя никакой трагедии, — внесла поправку Пелагея. — А мне страдать и страдать. Как минимум, девять месяцев, если опираться на человеческую статистику. Кошмар за гранью добра и зла.

— Во-первых, человеческая статистика нам не подходит. А во-вторых, этот, как ты выразилась, кошмар — гарантия твоей неприкосновенности, — нахмурился Ли Тэ Ри. — Отныне мироздание тебя и пальцем тронуть не посмеет.

Пелагея смерила его взглядом, где было намешано много такого, что не поддавалось расшифровке. И воздержалась от комментариев.

Она уткнулась лбом в березу, обхватила ладонями ствол и зажмурилась: а печальная такая — сердце кровью обливается. Секунды складывались в минуты, Пелагея не двигалась. Они с березой заговорщически молчали. И между ними двумя что-то явно происходило. Что-то необъяснимое, науке неизвестное.

Вероятно, они обменивались мысленными посланиями. Что-нибудь в духе:

«Я не создана для материнства, не хочу вынашивать плод и возиться с младенцем! Просто убейте меня».

«Забудь про девять месяцев, фея. И про возню с младенцами забудь. Я всё возьму на себя».

Ли Тэ Ри заподозрил неладное и даже начал ревновать.

А потом случилось нечто и вовсе невообразимое. Огромное пятно света перетекло из ладоней Пелагеи аккурат в дерево, и оно выпустило в месте соприкосновения крошечный бутон не то розы, не то шиповника. Бутон. На березе. Уму непостижимо.

Ли Тэ Ри даже глаза протер: вдруг примерещилось?

Открыв глаза, он увидел, как Пелагея ныряет под одеяло (она будто шестым чувством просекла: вот-вот свершится непоправимое). Проводив взглядом ее исчезающую в укрытии пятку, куратор ошарашенно моргнул: а бутон-то раздулся. За считанные мгновения его объем увеличился едва ли ни втрое.

Что же выходит? Сперва Пелагея при помощи шкатулки прибрала к рукам его волшебство, а теперь этим волшебством нагло воспользовалась. И провернула…

Пока он гадал, что конкретно она провернула, цветок на березе начал распускаться.