Елена Кочешкова - Ойроэн

ОЙРОЭН Елена Кочешкова

Никто

0

Ветер гудит.

Помнишь ли ты, Любимая, как гудит ветер в ночной степи? Или та жизнь уже стала для тебя далеким сном? Он гудит ровно и спокойно, пригибает травы, стелет огонь в костре низко, над самой землей…

Я так устала сегодня — ни рукой не могу двинуть, ни ногой. Только и остается, что лежать, да смотреть в лицо пламенным духам. Они танцуют всегда, даже когда ветер не дает им разогнуться.

Тяжелый выдался день. Долгий переезд. Ночь уже давно смыла все краски и звуки. Все, кроме голоса ветра. Когда я слушаю его, вспоминаю про тебя и Фарра.

Так сильно скучаю…

Если бы ты знала, Любимая, сколько раз я пыталась написать тебе это письмо! Нет, не пыталась… я пишу его тебе все эти годы. День за днем, слово за словом — на вытоптанной земле, покрытой пеплом, на стеблях трав, далеких сизых волнах гор. Как я могу доверить бумаге все то, что так важно тебе рассказать? Никакой пергамент, ни один кусок кожи или даже коры не выдержит этих слов — порвется, развалится на куски и ветер растащит их по всей степи.

Я говорю с тобой так, как больше не смогу ни с кем. Но ты поймешь все, я знаю. Ты всегда меня понимала. Даже когда осуждала.

Столько времени уже утекло…

Все изменилось.

И знаешь, я не жалею. Не жалею ни о чем. Только тот первый год вспоминать не хочу. После нашего отъезда. Не хочу вспоминать его никогда… но нет в мире такой силы, которая позволит вымарать из памяти прожитое. Никаким пеплом не засыпать воспоминания о том, как освежеванное тело вновь отращивает кожу.

Иногда мне кажется — это правильно.

Ветер крепчает.

Я не боюсь ветра. И Вереск его не боится. Мы можем долго оставаться у костра, слушая, как воют степные духи. Но в такие ночи я особенно рада, что у нас есть твой фургон, и сын спокойно спит там, укрытый от холода и любого зла.

Если бы не этот дом на колесах, я не знаю, как бы мы выжили тогда…

1

— Ну чего… проезжайте! — толстый затянул штаны и кивнул на дверь. — Щас я открою мост… А ты это, заглядывай на обратном-то пути, малышка! Буду ждать!

Я молча вышла прочь, стараясь не думать о том, в какой канаве и когда осталась валяться моя честь. Да право, и была ли она у меня вообще хоть когда-то?

Толстый внутри башни начал крутить ворот, и деревянная заслонка перед мостом поползла наверх, открывая проезд. Я с отвращением утерла лицо рукавом, стряхивая с себя остаток липкого чужого запаха. Не хотелось тащить его на себе дальше. Не хотелось, чтобы Рад унюхал это кислое чужое дерьмо на моей коже. Шагая к фургону, я на ходу сорвала пучок полыни и быстро растерла между ладоней, вдохнула свежесть и чистоту.

— Ты долго, — Вереск смотрел с тревогой и облегчением. — Вс’cе хорошо?

— Конечно, — я залезла на возничье место и села рядом с ним. Рядом, но достаточно далеко, чтоб не делиться вонью. — Мы спорили об оплате.

— Много взял?

Я увидела свое отражение в его больших серых глазах, чистых, как горное озеро, и отвернулась.

— Да так… Пожрать вечерком в трактире еще хватит.

Он вздохнул. Тряхнул поводьями, и лошади, которым надоело стоять перед заслоном, охотно зацокали вперед.

— Да’ался тебе этот уезд… Других путей нет?

— Заткнись, — я незаметно натерла полынными ладонями шею и волосы, которые только-только начали отрастать. Если б не налитая молоком грудь, я бы вовсе не походила на девчонку с такой прической да в мужицких штанах. Впрочем, грудь обычно скрывала длинная мешковатая куртка, так что меня часто принимали за мальчишку. Если я этого хотела. — Тебя, вот, не спросила.

Вереск смолчал. Даже вздоха еще одного себе не позволил.

Река под этим замшелым каменным мостом была не слишком-то широкая, но вброд мы ее никак не смогли бы преодолеть, а в эту проклятую дыру на заднице демона мне действительно очень надо было попасть. Только здесь, во владениях лорда Тарне, продавали товар, который мог спасти нас от окончательного разорения и нищенства. Я знала это, потому что когда-то бывала здесь с матерью. Ей тоже не слишком нравилось связываться с местными людишками, но бывали дни, когда не оставалось выбора. Теперь я понимала матушку как никогда.

Едва только мост остался позади, и нас снова окружил густой лес, из фургона послышался рев.

— Твою мать… — я-то так надеялась, что маленький засранец поспит еще хоть немного.

В передней стенке фургона --">